Я не шутил.

Отыскав пистолет Килкурса, я спрятал его в карман и опустился на колени возле тела.

Мертв. Пуля продырявила его повыше ключицы.

— Он… — Губы ее дрожали.

— Да.

Она взглянула на него, и по ее телу прошла дрожь.

— Бедный Фэг, — прошептала она.

Я уже говорил, что она была прекрасна, а теперь, в ослепляющем свете фар, она казалась еще прекрасней. Она могла вызвать глупые мысли даже у немолодого охотника на преступников. Она была…

Именно поэтому я взглянул на нее сурово и сказал:

— Да, бедный Фэг и бедный Хук, и бедный Тай, и бедный посыльный из ЛосАнджелеса, и бедный Барк… — Я перечислил тех, о которых знал, что они умерли потому, что любили ее.

Взрыва ярости не последовало. Ее большие серые глаза смотрели на меня проницательно, а прекрасное овальное лицо, обрамленное массой темных волос (я знал, что они крашеные), было печально.

— Ты, наверное, думаешь… — начала она.

С меня было достаточно. Чары перестали действовать.

— Идем. Килкурс и автомобиль пока останутся здесь.

Она не ответила, но прошла со мной к машине и сидела тихо, пока я надевал туфли. На заднем сиденье я отыскал какую-то одежду.

— Будет лучше, если ты набросишь это. Переднего стекла нет. Может быть холодно.

Она без слов последовала моему совету, но когда мы объехали желтый автомобиль и поехали по дороге на восток, положила руку на мое плечо.

— Мы возвращаемся в «Уайт Шэк»?

— Нет, мы едем в Редвуд-Сити, в тюрьму.

Мы проехали примерно полтора километра, и, даже не глядя на нее, я знал, что она изучает мой не слишком правильный профиль. Потом ее ладонь снова легла на мое плечо, она склонилась ко мне так, что я чувствовал на своей щеке тепло ее дыхания.

— Остановись на минутку. Я хочу тебе… Хочу тебе кое-что сказать.

Я остановил машину на обочине и повернулся.

— Прежде чем ты начнешь, — сказал я, — я хочу, чтобы ты знала, что я остановился только для того, чтобы ты рассказала мне о Пэнбурне. Как только ты свернешь с этой темы, мы тронемся в Редвуд-Сити.

— Ты не хочешь узнать о Лос-Анджелесе?

— Нет. Это уже закрытое дело. Вы все, ты и Хук Риордан, и Тай Чун Тау, и супруги Квейр несете ответственность за смерть посыльного, даже если фактически его убил Хук. Хук и супруги Квейр погибли в ту ночь, когда мы встретились на Турецкой улице. Тай повешен в прошлом месяце. Теперь я нашел тебя. Мы имели достаточно доказательств, чтобы повесить китайца, а против тебя я имею их еще больше. Это уже пройдено и закончено. Если ты хочешь сказать что-нибудь о смерти Пэнбурна, то я слушаю. В противном случае…

Я протянул руку к стартеру.

Меня удержало ее прикосновение.

— Я хочу рассказать тебе об этом, — сказала она с нажимом. — Хочу, чтобы ты знал правду. Я знаю, что ты отвезешь меня в Редвуд-Сити. Не думай, что я ожидаю… что у меня есть какие-то глупые надежды. Но я хочу, чтобы ты знал правду… Зачем — не знаю.

Ее голос дрогнул.

А потом она начала говорить, очень быстро, как человек, который боится, что его прервут прежде, чем он закончит; она сидела, наклонясь вперед, а ее прекрасное лицо было почти рядом с моим.

— Выбежав из дома на Турецкой улице, когда ты сражался с Таем, я намеревалась убежать из Сан-Франциско. У меня было около двух тысяч, я могла бы уехать, куда угодно… А потом я подумала, что вы ждете именно этого, и решила, что безопаснее оставаться на месте.

Женщине легко изменить внешность. У меня были короткие рыжие волосы, светлая кожа, я одевалась ярко. Я покрасила волосы, а чтобы удлинить их, купила шиньон; с помощью специального крема изменила цвет кожи и приобрела темную одежду. Затем, под именем Джейн Делано, я сняла квартиру на Эшбери-авеню…

Я надеялась, что меня никто не узнает, но сочла разумным побольше сидеть дома. Чтобы убить время, много читала. И случайно наткнулась на книгу Барка… Ты читаешь поэзию?

Я покрутил головой. Со стороны Халфмун-Бей подъехал какой-то автомобиль — первый, который мы увидели с того момента, как оставили «Уайт Шэк». Она подождала, когда машина пройдет, после чего все так же быстро продолжала.

— Барк, — это, разумеется, не гений, но в его стихах было нечто волнующее. Я написала ему на адрес издателя… Через несколько дней получила ответ от Барка и узнала, что он живет в Сан-Франциско, этого я не знала. Мы обменялись еще несколькими письмами, прежде чем он предложил встретиться. Не знаю, любила я его или нет… Мне он нравился, а его любовь была так горяча, и мне так льстило, что за мной ухаживает известный поэт, что я приняла это за любовь. Я пообещала выйти за него замуж.

Я не рассказала ему всего о себе, хотя теперь знаю, что для него это не имело бы значения. Я боялась сказать ему правду, а солгать не могла бы, поэтому я не сказала ничего.

А потом однажды я встретила Фэга Килкурса, он узнал меня, несмотря на мои новые волосы, кожу и наряд. Фэг не был особенно умен, но его трудно провести. Мне его не жалко. У него такие принципы. Он следил — и пришел ко мне на квартиру. Я сказала, что намерена выйти замуж за Барка… Это было глупо. Фэг был человеком по-своему порядочным. Если бы я сказала, что хочу обработать Барка, поживиться за его счет, он оставил бы меня в покое и следил издалека. Но когда я сказала ему, что хочу завязать, то стала добычей, на которую стоило поохотиться. Ты знаешь, как это бывает среди преступников — человек для них либо приятель, либо потенциальная жертва. А поскольку я уже не была преступницей, он решил, что я могу стать добычей.

Он узнал о родственных связях Барка и поставил вопрос ребром. Двадцать тысяч долларов, или он меня выдаст. Он знал, что меня разыскивают. У меня не было другого выхода. От него мне не сбежать… Я сказала Барку, что мне нужно двадцать тысяч долларов. Я не знала, что он сможет их раздобыть. Спустя три дня он дал мне чек. Я понятия не имела, откуда деньги, но даже если бы и знала, то это бы ничего не изменило. Мне нужны были эти деньги.

Вечером Барк сказал, откуда у него эти деньги. Сказал, что подделал подпись своего родственника. Он боялся,