и потому я не отхожу от него ни на шаг. Так и сижу под ним весь рабочий день, подпирая ладонью щеку.

い ろ は に ほ へ と… ち り ぬ る お… わ かよた…

И-ро-ха-ни-хо-хэ-то… Ти-ри-ну-ру-о… Ва-ка-е-та…

Не дописав стишок и до середины, я, похоже, опять засыпаю, хотя пальцы продолжают сжимать «кистевой карандаш». С тех пор как сломался «кондишен», я клюю носом с утра до вечера. Но, насколько я слышала, сонливость — это защитная реакция организма в ответ на жару. Так не проще ли позволять своему телу защищаться, как ему удобнее?

Открываю глаза и вздрагиваю: прямо в меня упирается взгляд какой-то маленькой девочки.

«Что? Опять?!» — проносится в голове, и я съеживаюсь от страха. Хвастать тут нечем, но приходится признать: новости о том, что кто-нибудь снова увидел призрака, будоражат этот город практически беспрерывно. И особенно часто в таком медвежьем углу, где обитаю я. Что удивляться? Именно здесь, в Камакуре и вокруг нее, веками велись междоусобные войны, плелись заговоры и гремели страшные битвы, совершались убийства и вырезались целые семьи от мала до велика. Следами тех жутких событий испещрено все вокруг. Иначе говоря, для охотников за привидениями Камакура — настоящий рай.

Впрочем, на сей раз это, кажется, все-таки не привидение. Ошалело моргнув, я понимаю, что уже видела эту малявочку раньше. Только вот где и когда? Эту ровную челочку до самых бровей, идеальную стрижку под куклу-кокэ́си[36]… Кто же она?

— Красивые буквы, тетя! — говорит мне Куколка, даже не поздоровавшись.

Что ж. В глазах такой пигалицы, пожалуй, даже я в свои двадцать с хвостиком выгляжу «тетей». Тем более сегодня, когда в такую жарищу не нашла ничего лучше, чем надеть свободное, «миссионерское» платье без рукавов, в котором раньше частенько ходила Наставница. Такое и правда состарит кого угодно!

— Ты… что-нибудь ищешь? — уточняю я. И уже собираюсь добавить: «Механических карандашей у нас нет», но язык не слушается. Коварные демоны сна расслабляют все тело до последней клеточки.

Угрюмо нахмурившись, Куколка торопливо обмахивается круглым веером на бамбуковой рукоятке. Слабые обрывки воздушных волн долетают до меня, и я опять оживаю.

— А письма вы тоже пишете? — вопрошает Куколка, продолжая сверлить меня взглядом. Ну и дела, поражаюсь я. А я-то думала, она зашла за каким-нибудь ластиком. Что-что, а писем от лица первоклашки я не писала еще ни разу!

— Пожалуйста… Напишите за меня письмо! — уже почти умоляет Куколка, вдруг поменявшись в лице.

— Но…

— Я заплачу сколько нужно! — поспешно добавляет она.

Как будто дело в деньгах, думаю я. Для начала понять бы, что вообще происходит!

— Что за письмо? Кому? Объясни все толком!

— Сенсею, — неохотно признается малявочка.

— И о чем же ты хочешь написать сенсею?

Ее пухлое личико мрачнеет. От моих расспросов она лишь замыкается еще больше.

По традиции магазинчика клиенту, пришедшему заказать каллиграфию, предлагается какой-нибудь чай. На минутку оставив Куколку, я переползаю в подсобку и достаю из холодильника пару банок мандаринового сидра. Деликатес острова Сикоку, присланный госпоже Барбаре ее бойфрендом из префектуры Ко́ти, которым она, в свою очередь, поделилась со мной.

— Угощайся!

Откупорив банку, выставляю перед носом Куколки мандариновый сидр. Из другой банки угощаюсь сама. Пот стекает градом по позвонкам. При каждом глотке пузырьки леденящей пены скачут во рту, будто крошечные золотые рыбки. А затем проделывают в теле глубокий прохладный тоннель.

— Ра́бу… — коротко буркает Куколка. И замолкает, точно на полуслове.

Мои брови подпрыгивают. Или я ослышалась?

— Какому еще «рабу»?

Правду из этой малявочки нужно вытягивать, как нитки из распущенного свитера.

— Рэ́та, — добавляет она.

Кусочки пазла наконец соединяются у меня в голове. Love letter? Ах вот оно что!

— То есть… ты хочешь отправить сенсею… любовное послание? — уточняю я, осторожно подбирая слова. — Я правильно поняла?

Куколка наконец-то берет банку с сидром. Подносит ко рту. И, уже не в силах сдержаться, за один присест выхлебывает все до дна. Приглядевшись, я различаю легкий пушок вокруг ее губ. Когда она заговаривает вновь, до меня доносится сладкий аромат мандаринов.

— Если напишу я, он догадается, что написал ребенок. И не поймет, что я чувствую на самом деле! Вот бабуля мне и сказала. Что здесь живет еще одна бабушка, которая всегда все напишет как надо…

Слово «бабушка» громыхнуло эхом в моих ушах. Значит, эта малявочка ищет мою бабушку, то есть Наставницу? Ту, кому ее бабушка раньше заказывала свои письма?

— …И что благодаря ей у бабули когда-то возникла небесная связь с дедулей. Пожалуйста, напишите!

Выкрикнув это, она низко кланяется. Того и гляди вот-вот бухнется передо мной на колени.

Что ей ответить — я навскидку сообразить не могу.

— Даже не знаю… — честно говорю я. — Может, дашь мне время подумать?

Принять подобный заказ — дело рискованное. Судя по виду, сейчас эта Куколка классе в пятом или шестом. Еще не взрослая женщина, но уже и не наивное дитя. И если из-за того, что такая пигалица пишет любовные письма собственному учителю, начнутся какие-нибудь неприятности…

Решиться на это сразу я не могу. А значит, и не должна ничего обещать впопыхах…

— Спасибо за сидр! — выкрикивает она вдруг. И, резко вскочив, вылетает из магазинчика.

Я долго гляжу в окно, провожая взглядом ее улепетывающую фигурку. А летнее солнце затапливает всю нашу улочку сплошными оранжевыми оттенками.

Мадам Кефир явилась уже на закате.

Заперев магазин, я сидела на веранде у госпожи Барбары, которая позвала меня на охлажденную со́бу[37]. Заходить к ней вечером мне доводилось редко, но на этот раз у нее, похоже, отменилось очередное свидание, «взамен» которого она и решила позвать меня. Услыхав чей-то голос со стороны «Канцтоваров Цубаки», я выглянула наружу и меж веток камелии различила миниатюрную женскую фигурку.

На пришедшей была форма для гольфа, и о том, что это Мадам Кефир, я догадалась по ее носочкам — темно-синим в белый горошек. «Как же она играет в гольф? Или нога уже не болит?» — удивилась я, но решила не спрашивать.

— Добрый вечер! — сказала я, подходя к Мадам Кефир со спины. Вздрогнув от удивления, она обернулась. На обочине, в трех шагах от нее, громоздился ярко-красный BMW. Видимо, от солнцезащитного крема ее лицо белело в надвигавшихся сумерках, будто лишенное всякого тела.

— Я проезжала мимо, — сообщила Мадам Кефир. — Но готова оплатить выполненный заказ. Мы могли бы сейчас рассчитаться?

Что ж, подумала я. Магазин, конечно, уже закрыт. Но не прогонять же клиента, заглянувшего сюда специально, да еще с такой целью!

Заскочив в дом с черного хода, я отперла входную дверь