Далее следовало опустить в него тонкую пластиковую тест-полоску, а затем – в маленький пузырек с раствором, входивший в комплект.

– Пять минут в стаканчике с мочой, – продолжал я руководить процессом, – и пятнадцать минут в растворе. Если полоска посинеет, ты на самом деле залетела, малышка!

Мы подождали первые пять минут. Потом Дженни опустила полоску в раствор и сказала:

– Нет, не могу на это смотреть.

Мы направились в гостиную и немного поболтали, делая вид, что ожидаем чего-то столь же малозначительного, как, например, закипание воды в чайнике.

– Ну, как там наши дельфины? – Я попытался пошутить, хотя у меня засосало под ложечкой, а сердце бешено стучало, словно собиралось выскочить из груди. Если тест будет положительным, наша жизнь изменится навсегда! Если же он будет отрицательным, это отразится на Дженни и – до меня только начало доходить – пожалуй, на мне тоже. В общем, сигнала таймера мы ждали целую вечность.

– Ну вот, наконец-то, – сказал я. – Что бы там ни было, ты знаешь, я люблю тебя.

Я зашел в ванную и вынул полоску из пузырька. Она была синей, в этом не было никаких сомнений. Такая же синяя, как океанские глубины и форма британских моряков. Именно синяя – никак иначе.

– Поздравляю, дорогая! – сказал я.

– О боже, – произнесла она, бросаясь мне в объятия. Мы стояли около раковины и, закрыв глаза, обнимались.

Вдруг я почувствовал, что кто-то трется о наши ноги. Посмотрел вниз и увидел Марли, который нетерпеливо ерзал, тряс головой и яростно стучал хвостом по дверце бельевого шкафчика – удивительно, каким чудом не оставалось вмятин. Я наклонился к нему, чтобы погладить, но он отскочил. Это была «мамба Марли», означавшая лишь одно.

– Ну, что на сей раз? – начал я свою охоту. Он вприпрыжку помчался в комнату. Когда я загнал его в угол и раздвинул челюсти, то сначала ничего не заметил. А потом у основания языка, у самого горла, заметил предмет, готовый соскользнуть вниз. Нечто тонкое, длинное, плоское. Синее, как океанские глубины. Я просунул руку в пасть Марли и достал наш положительный тест на беременность.

– Вынужден тебя огорчить, приятель, – твердо сказал я, – но эта полоска нужна для семейного альбома.

Затем Дженни взяла Марли за передние лапы; пес поднялся на задних лапах, и они закружились по комнате в танце. «Ты станешь дядей», – радостно напевала она, и Марли ответил ей своим фирменным трюком: раскрыв пасть, лизнул ее большим влажным языком прямо в губы.

На следующий день Дженни позвонила мне на работу, и ее голос звенел от радости. Она только что вернулась от врача, который подтвердил результаты нашего домашнего теста.

– Он сказал, все в порядке, – прощебетала она. Накануне ночью мы изучали календарь, пытаясь вычислить дату зачатия. Дженни опасалась, что несколько недель назад, когда мы истерично уничтожали блох, она уже была беременна. А в таком положении контакт с пестицидами мог сказаться на ее здоровье, не так ли? Она задала этот вопрос доктору, но он успокоил ее, заверив, что повода для волнения нет. Просто не надо больше использовать химикаты. Врач выписал витамины для беременных и назначил через три недели УЗИ, которое позволит нам впервые увидеть крошечного зародыша, растущего в животе Дженни.

– Он предлагает нам обязательно снять это на камеру, – сообщила она, – чтобы осталось на память.

Я сделал соответствующую пометку в ежедневнике.

Жители Южной Флориды будут убеждать вас, что в этом регионе тоже есть четыре времени года. Правда, они довольно похожи, согласятся они, но все же разные. Не верьте им. На самом деле здесь только два сезона: один – теплый и сухой, другой – жаркий и влажный. Причем переходный период практически отсутствует. Так вот, когда в очередной раз неожиданно наступила тропическая жара, в один прекрасный день мы поняли: наш щенок вырос. Так же стремительно, как зима ворвалась в лето, Марли из щенка превратился в неуклюжего молодого пса. В возрасте пяти месяцев он заметно подрос, и все складочки на его казавшейся великоватой шкуре разгладились. Его несоразмерно крупные лапы перестали выглядеть комично непропорциональными. Его острые, как иголки, молочные зубы превратились в грозные клыки. Несколько движений челюстями – и Марли мог запросто уничтожить пластиковый диск фрисби или новую кожаную туфлю. Тембр его лая стал глубже и напоминал устрашающий рокот. Когда он вставал на задние лапы, переступая, словно танцующий медведь в русском цирке, что случалось часто, он мог запросто положить передние лапы мне на плечи и заглянуть прямо в глаза.

Ветеринар, впервые увидев Марли, присвистнул и сказал: «Вы взяли отличного пса!»

Так оно и было. Марли вырос и стал красавцем, поэтому я просто обязан напомнить сомневающейся миссис Дженни, что наш пес достоин своего официального имени, придуманного мною. Имя Великолепный Марли Черчилльский, собственность Грогэнов, проживающий на Черчилль-роуд, прекрасно передавало все великолепие оригинала, по крайней мере когда пес прекращал забавляться собственным хвостом. Временами, когда у Марли совсем не оставалось сил, он ложился на персидский ковер в гостиной, нежась в лучах солнца, проникавших сквозь жалюзи. В этот момент пес напоминал египетского сфинкса: поднятая голова, блестящий нос, скрещенные лапы.

Мы были далеко не единственными, кто заметил преображение Марли. Видя, как незнакомцы уступают ему дорогу или отскакивают в сторону, когда он пробегал мимо, мы поняли: люди не воспринимают его как безобидного щенка. Марли стал грозой чужаков.

В нашей парадной двери было маленькое вытянутое оконце размером 10 на 20 сантиметров, которое располагалось на уровне глаз. Марли обожал общаться. Услышав звонок в дверь, он, как ураган, мчался через весь дом в прихожую. Его заносило на деревянном полу, он сбивал ковер и скользил по инерции, пока с глухим стуком не врезался в дверь. Затем он вставал на задние лапы, начинал громко лаять и заполнял своей огромной головой проем оконца, чтобы взглянуть, кто пожаловал. Марли, видимо, считал себя членом организации Welcome Wagon,[7] представители которой обычно приветствуют прибывших и дарят им сувениры, и для него встречи с незнакомцами, несомненно, были радостным событием. Но коммивояжерам, почтальонам, да и всем гостям, незнакомым с Марли, казалось, будто это сам Куджо, сенбернар из одноименного романа Стивена Кинга, и лишь входная деревянная дверь отделяла визитера от беспощадной твари. Уже не один посетитель, позвонив в нашу дверь и неожиданно увидев перед собой огромную голову лаявшего Марли, в ужасе пятился на середину подъездной дорожки, где и ожидал появления хозяев.

Что ж, как говорится, нет худа без добра.