На скамейках в предбаннике сидели другие девушки, широкобедрые, яркоглазые, расслабленные, прислонившись к влажным деревянным панелям. Самые юные, сгрудившиеся в углах, стыдливо обмотались полотенцами.

Но вскоре большинство полотенец соскользнули на пол, образовав мягкие, пружинящие под ногами дорожки, по которым приятно было ступать.

Жозетта, сидевшая недалеко от печи, в самом средоточии всей этой расслабленной и одновременно возбужденной юной наготы, время от времени выливала ковш воды на раскаленные камни. И каждый раз густое облако пара, похожее на шипящего кота, обволакивало ее жарким пульсирующим коконом. Привлеченная шумом, она передала ковш соседке и вышла из парной, красная с головы до пят.

Все мажоретки постепенно перебрались в центральный зал, образовав многонациональное сборище, похожее на единое тело, бесформенное, но могущественное, с сотней рук, ног, грудей, голов, ртов, колышущееся в каком-то глубоком трансе, — болото, насыщенное густыми испарениями секреций. Воплощенный дух женскости.

Тем временем за пределами сауны накаленная обстановка все никак не стабилизировалась. Альбер и его коллеги, по контрасту с невозмутимым директором отеля, были красны и возбуждены.

Коренастый тренер-шотландец с копной рыжих всклокоченных волос угрожающе выпячивал скошенную нижнюю челюсть. Из-за того, что его кривоватые ноги были обнажены, он казался выше, чем на самом деле. Его килт слегка топорщился на уровне промежности. Чтобы скрыть эту неловкость, он отступил за спины коллег. Австриец и немец обменялись заговорщицкими, даже слегка игривыми взглядами. Итальянец не смог сдержать легкой отрыжки, назревавшей у него внутри уже некоторое время.

Альбер протянул вперед руку и, попытавшись изобразить, что этот жест спонтанный, уперся растопыренными, словно приемная антенна, пальцами в нагретую с обратной стороны деревянную перегородку предбанника.

Жестяной ковш звякнул и опрокинулся. Отдельные струйки пара начали просачиваться в пустой предбанник. Пол в сауне дрожал от ударов об пол множества ног, маршировавших на месте.

Собравшиеся в центре возбужденные мажоретки пытались изобразить парадный марш, выполняя разные трюки военной хореографии. Дух соперничества наконец завладел ими. Они наперебой демонстрировали «мулине» и высоко вскидывали ноги с оттянутым мыском. Каждая словно пыталась оттеснить соперниц с воображаемой парадной дорожки, размахивая невидимым жезлом, перебрасывая его из одной руки в другую или усаживаясь на него верхом. Распаренная, раскрасневшаяся плоть каждой из них словно стремилась одержать чувственную победу над плотью соперниц.

Казалось, что Жозетта, над чьей головой то и дело вспыхивал золотистый ореол влажных растрепанных волос, вот-вот станет победительницей — все ее движения были безупречны. Но тут Адриана, капитан итальянской команды, не в силах смириться с поражением, в ярости набросилась на соперницу. Почти сразу же завязалась всеобщая потасовка, и в одно мгновение разрушилась гармония, царившая в сауне еще несколько минут назад.

На ощупь погружая руки в печь, мажоретки набирали полные горсти уже остывающих камешков и, сжимая в кулаках это оружие, бросались в бой, облаченные вместо доспехов лишь в собственную ярость — но даже в таком виде подобные юным валькириям, вершащим судьбы воинов на полях сражений.

Встревоженные истерическими воплями, тренеры беззастенчиво устремились вглубь сауны. Облеченные двойной властью — взрослых и мужчин, — они быстро восстановили спокойствие. Но, сознавая, что все-таки проникли на запретную территорию, они принялись быстро хватать полотенца и набрасывать их на плечи подопечных. Главные зачинщицы быстро стушевались и, поспешно одевшись, выскользнули в коридор.

Наибольшего труда стоило растащить Жозетту и Адриану, которые, как кошки с выпущенными когтями, царапали и даже кусали друг друга: в зубах у каждой осталось по несколько волосков соперницы. Затем Альбер и остальные тренеры подобрали рассыпанные камни и положили их обратно в остывающее жерло печи.

Остывшая в ванне вода разбудила Анжелу. Во рту у нее пересохло, кожа покрылась пупырышками. Однако Анжела не сразу поняла, где находится. Потом вспомнила: «Ах да, ванная в моем номере в отеле, в Осло. Так далеко от всего, к чему я привыкла. Так далеко от собственных вещей, которые сейчас где-то над океаном… Моя зубная щетка, а не я, отправилась в экзотическое путешествие. Моей собственной зубной щетке повезло больше, чем мне. Моя жизнь несправедлива. Как можно верить в какую-то предначертанную судьбу — в этом хаосе жизни? А как поступают другие? Я не говорю об удачливых людях, о баловнях судьбы или о тех, кто доволен своим маленьким счастьем… Они притворяются, что ничего не ждут, занимаются рутинными делами, заботятся о потомстве, ведут счет достижениям и потерям… Если бы у меня хоть было больше воображения!.. Что за удовольствие постоянно возиться с фотографиями? Чем я занимаюсь? Папа, я вообще реальна? Иногда я в этом сомневаюсь. Мне не везет в жизни. Почему мне ни разу не удалось всерьез влюбить в себя мужчину или — чем черт не шутит — женщину? Может быть, мне нужно сбросить старую кожу, как змее? Я даже не страдаю по-настоящему. Просто живу. Бреду куда глаза глядят. Последний шаг был длиннее, чем обычно… Мое тело ждет, что я его согрею. Куда подевалось солнце? Я имею на него право, как и все остальные! Я бы хотела, чтобы меня забыли в самолете, как мой багаж! Тогда бы я увидела белый раскаленный песок, синее море!.. Господи, какая же я бледная! Как будто выцвела…»

Поднявшись в ванне во весь рост, Анжела разглядывала себя в мозаике зеркальных плиток. Она слабо улыбнулась, глядя на свое изломанное отражение. Это действительно была она, Анжела, в этом не было никаких сомнений. Зеркала отражали ее истинный возраст. Внешне она выглядела молодой женщиной неопределенного возраста, однако цифры были определенными: 35. Будучи написанными, цифры обретают гораздо более четкий смысл, чем буквы.

Взгляд Анжелы заскользил по стыкам зеркал, преломлявших ее отражение, дробивших его на мелкие кусочки, словно гигантский пазл. Если разбить зеркала, ее тело разлетится на тысячу осколков… Кто их соберет? Нельзя воссоздать образ человека, если не знаешь его тела во всех подробностях, от кончиков волос до кончиков ногтей… Существо, которое знаешь наизусть… Она или ее несчастная сестра была там, в зеркалах?.. Но, в конце концов, это одно и то же. Спустя двадцать лет после ухода Кристаль ее сердце продолжало биться в груди Анжелы. Двойняшка в зеркале словно говорила: «Когда ты посмотрела в зеркало в тот день, ты ощутила тоску, словно тяжелый груз на плечах, и подумала о самоубийстве…» Анжела коснулась своего отражения. Пальцы с легким скрипом скользнули по зеркальной поверхности. С некоторым зрительным усилием она восприняла себя в зеркале как единое целое. Потом она подумала о ежегодном общем снимке в день рождения, который она и сестра никогда не забывали сделать. Кроме себя, обнаженных, стоявших перед зеркальным шкафом в дальней комнате, они увековечивали и год. Это отец их фотографировал. После смерти Кристаль она одна продолжала эту семейную традицию. В один прекрасный день она собрала все эти снимки и прикрепила на большую доску вроде мольберта, создав наглядную иллюстрацию всех предыдущих лет своей жизни. Не отчет о пережитых событиях, нет — только себя, каждый год на мгновение останавливающую разрушительное время. Развлекательный стенд, который можно подолгу разглядывать в одинокие вечера…