Вера была совершенно сбита с толку. Но что-то подсказывало ей, что раз уж она выбрала свою версию встречи с Нагаевым, то будет глупо теперь отказываться от нее и признаваться в том, что доктор не только угостил ее кофе, но и привел к себе (или не к себе) домой…

– Значит, вы с ним встретились, поговорили меньше часа и расстались?

– Да…

– Договорились встретиться еще?

– Да… Августа, ты что, пытаешь меня? Поверь, мне нисколько не доставляет удовольствия этот разговор. Ты же видишь, в каком я состоянии… Достаточно того, что со своими проблемами я уже поделилась с незнакомым мне человеком, с этим доктором… Да, он настоящий профессионал, – она залилась краской, – я уже говорила тебе, что он дал мне несколько хороших советов, и теперь я работаю над собой… (Маникюр вот сделала, привела себя в порядок).

– И больше вы с ним не встречались?

– Августа! В чем дело?

– Сначала ответь…

– Ну, встретилась… зачем тебе это знать?

– Когда?

– Вчера…

– И где? Там же, в парке? – И не дав ей опомниться, Августа вдруг схватила ее за руку и сжала до боли: – Зачем ты лжешь, Вера?

– Я не лгу… Августа, ты пьяна, отпусти меня, что ты делаешь?

– Ты лжешь… Ты вообще-то встречалась с ним, или у тебя не хватило духу?

– У меня всего хватило… – Ей стало жарко. – Мы встречались с ним в парке, беседовали… Но я не намерена тебе ничего рассказывать…

– Он никак не мог вчера прийти в парк, Вера, – проговорила она, – понимаешь? И с тобой тоже не мог встретиться, не говоря уже о том, чтобы давать тебе советы…

Сейчас она скажет мне, что я – конченый человек, распутная баба, что я сумасшедшая…

– Августа, пожалуйста… Мне неприятен этот разговор… Уходи, прошу тебя…

Но Августа все так же, не мигая, продолжала смотреть Вере в глаза, а потом, словно очнувшись, шумно вздохнула и покачала головой, как если бы она разговаривала с обреченным, с расстроенной психикой, человеком. Вера почувствовала это и впала в оцепенение. Она представления не имела, что произойдет в следующую минуту. Как поведет себя Августа и, главное, что скажет.

– Дело в том, что Нагаева убили.

– Убили? Но кто? Когда?

– 12 апреля, как раз после вашей первой встречи. – Она довольно грубо усмехнулась и даже рассмеялась низким, гортанным смешком. – Часов в шесть… или раньше…

Вера сразу же представила себе, как в доктора Нагаева целится кто-то, одетый в черное. Затем фантазия нарисовала ей гроб, заваленный венками. И вдруг все поплыло перед глазами. Но если Нагаева убили, значит, не он приходил вчера в парк. И позавчера тоже. Нет. Не так. Если не Нагаев, тогда кто же сидел на скамейке? Просто прохожий? Я переспала с прохожим?

Вера густо покраснела и слегка истерично улыбнулась своим мыслям. Августа, заметив эту улыбку, зябко передернула плечами:

– Ты какая-то странная, Вера… Ты хотя бы понимаешь, что произошло? Человека убили! И зачем врать, что ты встречаешься с ним каждый день? Мне, что ли, все это надо? Для вас же стараешься-стараешься, а вы только делаете вид, что хотите себе помочь… Хорошо, что ты хотя бы один раз с ним встретилась… Ну да это твое личное дело. Я пришла к тебе, рассказала о постигшем меня горе, а ты даже не предложила мне выпить. Я понимаю, что у тебя и своих хлопот полный рот, но убили человека, понимаешь? Моего друга!

Оставшееся время, проведенное с Августой, Вера запомнила смутно. Она меланхолично жевала один ломтик лимона за другим, глядя рассеянным взглядом, как нервная Августа поглощает квашеную капусту с маринованными огурцами, пьет из маленькой рюмки ледяную водку, и думала о своем. Внутри ее кто-то дико хохотал, издеваясь над ней. Ее чувство к «доктору Нагаеву» приобрело налет ничем не оправданного легкомыслия и превратило их отношения в молчаливое и словно вынужденное соитие. Ей стало страшно за себя, за свое дальнейшее поведение. На что еще ее толкнет одиночество и отчаяние? Оказывается, она себя совершенно не знает, раз способна совершать столь неразумные выходки. Одно дело, когда ты поддалась чувственному порыву с известным в городе доктором-психотерапевтом, и совсем другое, когда речь идет о случайном прохожем. На Веру тотчас набросилась стая непривлекательных деталей внешнего ряда, на фоне которого и завязывался этот странный роман. Холостяцкая берлога – вот какая на самом деле была квартира этого человека, имени которого она не знает и, судя по всему, никогда не узнает. Кроме того, почему он так ненасытен в любви? Может, болен?

Уже провожая Августу, Вера подумала о том, что постарается перестроить себя и выбросить из головы все омрачающие душу мысли. Она поработает над собой, внушит себе, что этих встреч не было, и с завтрашнего дня начнет новую жизнь. Да и зачем ей вообще нужен был какой-то там психотерапевт, если она и сама достаточно сильная, чтобы противостоять хотя бы своим же собственным мрачным мыслям? И с Августой с ее многочисленными знакомыми ей незачем больше встречаться. Вечно лезет не в свои дела, делает вид, что хочет помочь, а на самом деле просто пытается жить чужой, бурной жизнью, потому как собственной нет.

Она буквально заставила себя задать Августе ряд дежурных вопросов, связанных со смертью Нагаева. Она хотела, чтобы ее поступки и поведение выглядели естественными и чтобы умная и внимательная Августа ни о чем не догадалась.

– Ты говоришь, его убили? Но как? Кто? Что-нибудь известно?

Августа резко повернула голову, поражаясь, вероятно, тупости своей подруги, и выкатила на нее глаза, да так, что на глазных яблоках показалась красная паутина сосудов. Вера даже зажмурилась, не в силах вынести этого зрелища.

– Ты что, Верочка, летишь?

– Лечу.

– Да кто ж знает, кто его убил и за что?! Застрелили, понимаешь? Вероятно, он кому-то крепко насолил… Хороших людей всегда убивают почем зря. Но нам-то с тобой это не грозит, – проговорила она каким-то загадочным тоном и, неожиданно распрощавшись, ушла.

Вера заперла за ней дверь и вернулась в комнату. Она с трудом нашла в себе силы прибрать со стола и вымыть посуду. В соседней комнате было тихо. Там, по-видимому, уже спали. Вера тоже разделась и легла. Закрыла глаза, и вдруг ей показалось, что она слышит шаги. Скрипнула дверь, и она увидела на пороге своей комнаты светлый силуэт.

– Вера, не бойтесь, это я, Марина… Только, пожалуйста, не включайте свет и не кричите. Я пришла к вам с добрыми намерениями…

Но Вера все-таки включила свет. Марину она считала посторонним человеком в этом доме, а потому не могла ей доверять. А вдруг она хочет ее, Веру, убить! Мало ли. Может, она два года в психушке отсидела. (Почему именно два? Глупость какая.)

Вспыхнул свет, и Вера увидела Марину. С распущенными волосами, в длинной ночной рубашке и непомерно больших, напоминающих детские лыжи, стоптанных мужских тапочках.