Ну, и пять тысяч человек населения.

Предыдущий хефе долины был человек пожилой и особых проблем Ольварре не доставил. Десяток ребят дона Фелипе с северной границы, перейдя через перевал, спустились в долину, без труда справились с шестёрками бывшего властителя судеб и отмудохали его самого. На следующий день Ольварра при скоплении народонаселения зарезал хефе навахой в живот, помочился на его труп и стал законным хозяином долины.

Первым делом он распорядился построить восемь миль прекрасной двухполосной дороги с настоящими дорожными знаками, тормозными ловушками в трёх местах и круглыми выпуклыми зеркалами на крутых поворотах. В самом начале этой дороги, там, где она ответвлялась от федерального шоссе номер шестнадцать и, петляя в непролазных зарослях, поднималась вверх, к узкому устью ущелья, а там, нырнув под живописный водопад, уходила в скалу, чтобы через сто метров вынырнуть на свет посреди трав и цветов, – там поперек пути был перекинут полосатый шлагбаум, и двое sicarios,[6]вооружённых гладкоствольными «майнлихерами» с обмотанными пенькой пистолетными рукоятками, скаля жёлтые зубы, доброжелательно объясняли тем, кто сворачивал сюда по недоразумению, что на том конце дороги гостей именно сегодня, к сожалению, не ждут.

Потом набранные из числа окрестных пастухов рабочие построили для дона Фелипе белый дом с колоннами и фонтаном. Население обеих деревень жило в долине практически безвыходно. Ольварра обладал неограниченной властью над каждым из жителей. Ни один человек из долины не имел права жить не только в долине, но и вообще на этом свете без конкретного позволения на то сеньора Фелипе Ольварры.

Ольварра не был кровожаден. В отличие от прочих авторитетных наркобаронов и контрабандистов, своей рукой он убивал людей всего два раза (к описываемому моменту). Последним, как мы сказали, был предыдущий дон этой долины. А первого своего клиента он завалил много лет назад, в Estados Unidos, куда пятнадцати лет от роду был отправлен в поисках лучшей доли.

В грязной и голодной веренице детей революционно настроенного крестьянина Сабаса Ольварры Фелипе был третьим от начала и седьмым от конца. Старшему брату предстояло унаследовать от отца жалкий клочок каменистой земли на склонах Восточной Сьерра-Мадре. Вторым по возрасту ребёнком была сестра. Поэтому, когда от двоюродного дяди матери Фелипе пришла весточка из сказочной страны Калифорнии о том, что он смог бы дать работу одному из сыновей племянницы, выбор не мог пасть ни на кого, кроме Фелипе.

Добраться до Тихуаны и оттуда до Лос-Анжелоса стоило тогда целое состояние. Сабасу даже пришлось заложить часть своей земли, чтобы сколотить денег на дорогу сыну. В Калифорнии, с её молочными реками в кисельных берегах, этот капитал обещал обернуться в одно мгновение.

Да, Страна Грингос (в те времена Калифорния ещё была таковой) и впрямь показалась Фелипе раем небесным, когда после двух суток болтанки его и ещё человек тридцать «чиканос» – нелегальных эмигрантов – выгрузили из тёмного, заваленного гниющими рыбьими внутренностями, заблёванного непривычными к бешеной качке маньянскими крестьянами трюма маленького сейнера, – да на залитые утренним солнцем, овеваемые нежным йодистым ветерком травянистые холмы в устье небольшой речушки Санта-Клары, где их ждал разбитый автобус!..

Хозяин сейнера, вальяжный norteamericano, если и занимался рыбным промыслом, приносящим куда меньший доход, чем контрабанда людей, то только так, для вида, когда погода над океаном стояла тихая и безоблачная. В шторм он перевозил в северный рай «мокрые спины».

Через несколько лет, войдя в силу, Фелипе Ольварра разыскал этого norteamericano. Сам Фелипе не смог заставить себя ступить на борт сейнера – после той ночи у него на всю жизнь развилась сильнейшая аллергия на любые рыбные запахи. Его люди всё сделали без его участия. Наблевав и нагадив в трюме, они заперли туда капитана с командой и вывели судно в открытый океан, где пересели в глиссер и вернулись в Тихуану. Через два дня над Калифорнией пронесся тайфун «Катрина». О сейнере-чикановозе и его хозяине больше никто никогда не слышал.

Троюродный дед, шестидесятилетний бездетный вдовец, очень хотел стать, наконец, хоть каким-нибудь боссом, и поэтому принял юношу весьма приветливо. Фелипе взял на себя всю работу на бензоколонке, которую его дед арендовал у какого-то важного гринго.

Он заливал бензин в баки проезжавших по фривэю № 15 автомобилей, протирал лобовые стекла, отсчитывал сдачу, а когда наступало затишье, драил и скрёб территорию станции. Он работал по восемнадцать часов в сутки, получал от деда за это гроши, но и из этих грошей сумел скопить за три месяца и отправить домой сумму, достаточную для выкупа закладной на их землю.

Недолго пришлось ему вкушать горько-сладкий кусок политого потом хлеба на земле обетованной. В те годы в восточных пригородах Лос-Анжелоса орудовала отколовшаяся от «Ангелов Смерти» банда Хесуса Ррохо, наводя непреодолимый ужас на обитателей Алхамбры, Сан-Габриэля и прочих barrios latinos.[7]Однажды у Хесуса случились незапланированные неприятности с полицией, и ему нужно было срочно откупиться, для чего любым способом собрать определенную сумму. В числе прочих, bandidos нажали на деда Фелипе, удвоив еженедельную дань, которую он им регулярно выплачивал. Тот попросил два дня отсрочки. Вandidos дали ему сутки и забрали в залог Фелипе.

В подвале заброшенного дома, где его и ещё нескольких заложников bandidos держали в ожидании выкупа, ладный парень приглянулся охраннику: двадцатилетнему дебилу со свисавшей из угла рта слюной. В те годы белой полиции не было дела до проблем, которые создавали друг другу разноцветные обитатели трущоб. Пока Хесус Ррохо остерегался тянуть свои грязные ладони к кошелькам благородных представителей англосаксонской расы, со стороны властей предержащих препятствий его рэкету практически не существовало. Как не существовало и людей, осмелившихся не подчиниться ему и проживших после этого хотя бы полдня. Поэтому дебил-охранник, ставя Фелипе раком, и не подумал хотя бы связать руки шустрому пареньку – так уповал он на парализующий страх, испытываемый перед их бандой всеми поголовно чиканос.

Однако на этот раз он малость просчитался. Фелипе спокойно дождался, пока придурок спустит штаны, и тогда, подняв из пыли осколок кирпича, расколол ему череп.

Тогда-то и проявилась в нем редкая для латина способность просчитывать вперёд свои ходы в шахматных партиях, которых так много за свою жизнь он сыграл с судьбой. Тело охранника ещё корчилось в пыли и грязи подвала, а Фелипе уже нёсся во весь дух по ночным улицам, зажав в ладони двадцать восемь долларов – всё, что удалось выскрести из карманов слюнявого педераста. Не заглядывая на бензоколонку, он удрал из города, и удрал не на юг, куда Хесус немедленно отрядил за ним погоню, а на север. На поезде он добрался до Бейкерсфилда, а оттуда – автостопом – до Сакраменто.

Так далеко, конечно, руки Хесуса не простирались, но Фелипе недаром получил редкостный для людей его профессии шанс дожить со временем до старости: в Сакраменто он задержался ровно столько, сколько потребовалось ему, чтобы заработать денег на дальнейшую дорогу. Через полгода, испытав изрядное количество приключений, обретя недюжинный жизненный опыт, проехав тихой скоростью через весь Дикий Запад, он добрался до Эль-Пасо. Там он вышел на контрабандистов, таскавших в страну Желтого Дьявола марихуану через тоннель под границей в горах Сьерра-Дьябло, и участь его была решена.