Я не понимаю, она мне объясняет:

— Мы рассматриваем все товары, которые запускаются в продажу. Мы их проверяем… Действительно ли волшебный режим заставляет потерять три килограмма в неделю, волшебная овощерезка режет так, как нужно, такие вещи… И тут все остановилось на велосипедисте, который сам остановился после часа вращения педалей… Вот, вы все знаете.

— Вы вертите педали?

Она начинает громко смеяться:

— Нет, обычно нет. Ассистенты, покупатели… Это может быть опасно, знаете ли… Девушка, которая представляет товары вместе со мной, попробовала Волшебный Японский Чай и провела три часа в туалете…

Ее манера рассказывать о вещах заставляет меня смеяться, против моей воли, потому что я все еще насторожен. Она открывает сумку и достает оттуда картонную коробку:

— Держите.

— Это что?

— Та самая Магическая Суперлупа! Какую хотела иметь ваша бабушка.

Я ее благодарю.

— Это пустяки.

Она заказывает кофе, предлагает и мне, я отвечаю, что уже выпил три чашки… ну я и хитрец! Она мило мне улыбается:

— Я действительно сожалею, что опоздала. Ну, что будем делать?

Я не знаю. Я об этом не подумал, все идет не так, как я представлял. Натянутость исчезает, но я еще не вижу нас в постели.

— Вы голодны? Хотите, чтобы мы пошли в ресторан?

— Великолепно. Вы выбираете.

Я не слишком привык выбирать. Обычно клиентки за меня выбирают. И потом, они не часто водят меня в ресторан. Она догадывается, что я колеблюсь:

— Что бы вам понравилось?

— Пицца «Маргарита»?

— Это для мадам.

Официант ставит гигантскую пиццу перед Джудит.

— Мы никогда не съедим все это!

— Это только ваша. У меня сицилийская. Но не беспокойтесь, я вам помогу.

Она принимается за свою пиццу, извиняется, что начинает, не подождав, пока мне подадут еду.

— Я обожаю пиццы, даже замороженные. Прекрасно знаешь, что это будет мерзость, что во рту будет привкус картона, и все-таки мы так рады разогреть себе пиццу.

Я соглашаюсь с ней, я тоже обожаю пиццу. Прибывает моя, сицилийская, и это очень большая пицца. Вот почему я так люблю это место. Они подают очень большие пиццы. Джудит, увидев ее, округляет глаза:

— Ваша еще больше!

— Это нормально, я парень!

Это заставляет ее смеяться. Обычно я избегаю таких шуток, но сейчас слова непроизвольно слетели с языка.

— Ну да, это главный вопрос. Узел всех проблем.

— Что?

— Размер.

Она начинает есть вторую половину пиццы и продолжает говорить с полным ртом:

— Моя больше твоей! Так говорят обо всем: моя зарплата, моя машина, мой дом, мой бассейн, моя армия, мой пенис, конечно, но дело не только в этом.

Ее глаза смеются, пока я раздумываю над тем, что она только что сказала. Мой пенис? Неизбежно все мы задаемся этим вопросом, так или иначе, все хотят быть уверенными. Ну да, я знал парня, у которого он был как у осла, но в конце концов он перестал этим гордиться… Потому что это не всем подходит. А мой подходит, не королевский размер, но нормальный средний. Я снова думаю о том прошлом разе с Джудит. Это меня расстраивает. То, что я сказал, правда, со мной этого никогда не случалось, я не ищу оправданий, но на самом деле условия не были благоприятными. Конечно, я оставляю свои впечатления при себе. Так как я молчу, она спрашивает, не шокирует ли меня то, что она об этом говорит.

— Нет, вовсе нет. У вас забавная манера смотреть на вещи.

Затем мы прекращаем говорить, так как доедаем наши пиццы. До последней крошки. И сидим молча, насытившиеся, довольные.

— Это позор, теперь я не могу застегнуть юбку!

Она вздыхает, допивает свой бокал кьянти и бросает взгляд на часы:

— Ну вот, я опоздала!

Она делает знак официанту. Я ловлю ее руку на лету:

— Вы вроде бы сказали, что я решаю?

— Это правда.

— И вот… я решаю вас пригласить. Вы обязаны, вы на моей территории.

Она удивленно улыбается, благодарит меня. Берет свою сумку, надевает куртку:

— Мы могли бы чем-нибудь заняться завтра вечером?

— Завтра вечером я занят.

— Тогда, скажем, послезавтра или тем вечером, который вам подходит. На этой неделе мы не записываем программу.

— По вечерам я занят.

— Вы не профессионал? — спрашивает она после короткой паузы.

— Кого вы называете профессионалом?

— Того, кто свободен всегда или почти всегда.

Я не отвечаю, смущенно улыбаюсь. И затем, чтобы прояснить ситуацию, говорю:

— Бывает, я занят и после обеда, потому что работаю с другом…

Она бросает на меня заговорщицкий взгляд:

— Ах да… живопись… и как она сейчас?

— Тут гордиться нечем, но с Тутуном можно хорошо посмеяться… Приятель, с которым я работаю.

Почему я все это ей рассказываю? На самом деле это ни к чему не обязывает, но обычно я избегаю этой темы или говорю, что изучаю менеджмент. Это не вызывает нескромных вопросов. Причем менеджмент мне бы понравился. Тем более что, в конечном счете, этим я и занимаюсь. Я все время управляю — своим расписанием, платежами, историями, которые я рассказываю направо и налево…

— Проще всего будет, если вы мне перезвоните. Сейчас у меня нет с собой еженедельника. Мы конечно же найдем минутку…

Она не наклоняется ко мне, она не сжимает мою руку, она только подмигивает, улыбаясь, и уходит.

Я задумалась о товаре, который сегодня представляли последним. Я сидела, ничего не видя, с усталыми глазами и тяжелым желудком, пока Жан-Пьер и Мари-Клод, двое наших поставщиков, старались убедить меня, насколько полезен карманный вибромассажер, прямоугольный, совсем не фаллической формы, как они уточнили, который по желанию может превращаться в электрическую зубную щетку или в минивзбивалку для яиц. Они прекратили рекламировать свой товар после того, как Мари-Клод попыталась продемонстрировать достоинства зубной щетки и едва не лишилась из-за ее вибрации зуба.

Сонливость побеждала меня. Пока на площадке монтировали выдвижной осветитель, я заснула. Ирэн разбудила меня бесцеремонным толчком локтя на самой середине сна, в котором полностью обнаженный Патрик вел меня пробовать клубнику на парковке.

Он мне перезвонил через два дня. Точнее, я получила его сообщение на свой телефон. Он задумал одну вещь, не знал, понравится ли мне она, это немного необычно, но может оказаться забавным.