Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какое пламя согреет твою душу?
– Огонь горящих церквей, вместе с которыми сгорят страх, лень, позор, ложный стыд и тупость! – ответил Степан.
Так кончился этот сеанс связи.
Степан мало ел, курил больше обычного и осваивал новые станции.
Голос на станции «Сокольники»:
– Они приближаются, у них в руках длинные ножи и горящие свечи.
– Будь они прокляты, прокляты, прокляты! – воскликнул Степан. – У меня Голова Ястреба, и я выклевываю ею глаза Иисуса, пока он висит на кресте!
Конец связи. Степан приходит в себя.
Голос на станции «Новослободская»:
– Жена едет к тебе на багряном звере, не отказывай ей, если она хочет, и пусть творит чудеса блудодействия.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя.
Голос на станции «Зябликово»:
– Кредит исчерпан, тело разлагается и смердит, тучи мух гудят, разнося ересь христианства.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан.
Голос на станции «Комсомольская» (кольцевая):
– Это мои крылья хлещут по лицу Мухаммеда и ослепляют его. Мои когти когтят мясо Индуса, Буддиста, Монгола и Иудея. Эх, вы, жабы, я оплевываю ваши поверья. Во имя любви и красоты!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее.
Голос на станции «Академическая»:
– Всякого труса презирай, солдат-наёмников, играющих в войну, презирай всех, кто глуп. Только не того, кто горд и проницателен, кто из королевского рода, кто величав; ведь вы братья! Как братья и бейтесь!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка.
Голос на станции «Университет»:
– Степан, нет больше той глупости, аще кто положит жизнь свою за други своя!
– Разумеется, – отозвался Степан, – это естественный отбор.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я».
Голос на станции «Крылатское»:
– Степан, изумрудный ящер открыл тебе слово «растворяй»!
Степан засмеялся, чувствуя прилив сил, и стоящие рядом в ожидании поезда люди на всякий случай отошли от него подальше.
Дух торжественно добавил:
– А рубиновый ящер открыл тебе слово «сгущай»!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко.
Голос на станции «Тёплый Стан»:
– Под блёкнущими звездами появится чёрный шакал и съест всё. Найди слова, чтобы он служил тебе.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы.
Голос на станции «Орехово»:
– Степан, помнишь, твои педерасты водили тебя на экскурсию в роскошный элитный гей-клуб?
– Помню, а что? – спросил Степан.
– Там есть картонная стена, за которой стоит стриптизер, просунув в дырку член, и каждый обладатель карты клуба может этим членом бесплатно воспользоваться. Помнишь?
– Да, как такое забыть…
– Ну вот, на той стене нарисованы берёзы, храмы, купола с крестами, речка течёт тихая, пыльная дорога в поле, а по дороге идёт крестный ход к святому источнику, и над всем этим звёзды… херувимы…
– Да помню, помню, но я не трогал этот член, – на всякий случай уточнил Степан.
– Это неважно.
– А что важно? – не понял Степан.
– Важно понять, что реальность русского человека ограничена тем, что он может увидеть в эту дырку и вокруг нее. Так работает сознание.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член.
Вопрос, заданный Степану на станции «Перово»:
– В такие дни сквозь наши игольные уши идут целые караваны верблюдов, куда они идут?
Степан подумал, что здесь, под землёй, дни не ощущаются как дни, и ответил:
– Они идут обратно.
– Верно, – был ответ.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член в нужное русло.
Голос на станции Зябликово:
– Поедание ближнего – это великое таинство, ради которого стоит трудиться!
– Да, я понимаю это и принимаю! – воскликнул Степан.
– Если не будешь есть плоти Царя Земли и пить пьянящей крови Его, то не будешь иметь в себе жизни, – добавил голос.
– А как можно использовать в работе кровь месячных безгрешной отроковицы? – спросил Степан, это давно волновало его.
– Никак. Это христианский бред, потому что у них девственность ассоциируется с чистотой…
Степан долго беседовал с ним о евхаристии, глюконате натрия и процессах пищеварения.
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член в нужное русло, под звон пасхальных колоколов.
Женский голос на станции «Новогиреево»:
– Не забудь погулять с ребёнком до половины пятого.
– А что потом?
– Потом скорми его церковным собакам, и тебе простятся четыре греха. Во славу владычице, во славу Лилит!
Конец связи. Степан с трудом приходит в себя и понимает, что он не совсем Степан, а нечто большее, чем возможности языка, слова не имеют отношения к вибрации его истинного «я», и щупальца врагов отсекаются легко, жизненный ток жертв пополняет его ресурсы, одинокий воин направил свой вздыбленный член в нужное русло, под звон пасхальных колоколов и чавканье влагалищ, многоликий Степан торжествует, это победа.
Это победа.
Но мир был настолько захвачен собственным разложением, что никто ничего не заметил. Было поздно, поезда не ходили, и молодой полицейский вывел Степана из метро, оставив на улице. Степан несколько раз полной грудью вдохнул свежий майский воздух, глядя на дико горящие перед ним непонятные слова: «Кинотеатр Киргизия», и осознал, что почти достиг совершенства. «Третий Храм воздвигнут, но используется не по назначению», – подумал он, глядя на здание кинотеатра. Его