class="a">6, это совсем рядом с метро. Характеристику отличную напишу. Директор той школы, мой хороший знакомый…

Каждое слово, каждый жест директрисы были пропитаны фальшью. Она всё прекрасно знала и понимала с самого начала, но выносить сор из избы не собиралась, чтобы не портить репутацию школы. Да и спонсорскую поддержку со стороны министерства образования и богатых, обеспеченных связями родителей Стаси, Блинова, и прочих она терять тоже не хотела. А из всего, как выразилась директриса, «дружного коллектива» только я и Евстафьев сопротивлялись тому беспределу, что чинила братва. Все остальные боялись и молчали, тоже самое касается учителей – переходить дорогу отпрыскам денежных мешков и власть имущих, а значит и им самим, никто не хотел.

«А от меня, как от проблемы, сейчас попросту пытаются избавиться», – мрачно вырисовывался вывод.

– Красивые у вас серьги, Марина Евгеньевна. Дорогие?

Директриса оборвалась на полуслове, уставившись на меня.

– Не там вы ищите корень проблемы, – отчеканил я. – Вы просто хотите, чтобы всё было шито-крыто, никто не мешал спокойно строить карьеру. Но мой перевод ничего не решит: Стася станет травить кого-нибудь другого. И вы снова закроете глаза, проигнорировав проблему. Но она от этого существовать не перестанет, и чем больше это будет продолжаться, тем страшнее для вас будут последствия…

Я напряженно сжал руки, не сводя взгляда с главы школы. Директриса в ответ окатила меня пронзительной злобой, что так и плескалась в её грязно-зеленых глазах.

Наш диалог был прерван быстрым стуком в дверь, после чего на пороге показалась Мария Юрьевна Трубецкая, наша «железная» физичка. Разменяв уже пятый десяток, Мария Юрьевна всегда была по ловкому собрана, подбориста, как старый фронтовик, и была знаменита своим принципиальным характером и несгибаемой волей. Справедливость и отменное чувство юмора тоже были в списке её достоинств. Пахнущая дорогим парижским парфюмом, она с точностью, достойной Канта, всегда пересекала порог кабинета за пару секунд до начала урока. Предмет свой преподносила так, что даже последний олух, вроде меня, мог разобраться в канве формул электростатики. Одним словом, Мария Юрьевна была «Человеком» с большой буквы как в преподавательском кресле, так и в повседневной жизни.

– Здравствуйте, Марина Евгеньевна!

– Здравствуйте, – удивленно кивнула директриса. – Что-то случилось?

– Случилось, – отрезала «железная» физичка, гневно глядя на главу школы. – Урок не продолжится до тех пор, пока эта бандитская шушара не уберётся из кабинета!

– Какая бандитская шушара, какой кабинет? Мария Юрьевна, давайте конкретнее…

– Для конкретики вам бы не помешало, Марина Евгеньевна, подняться со мной, и посмотреть на это безобразие! – яростно продолжала физичка. – Прямо посреди урока, какой-то, извиняюсь, сброд из параллели вваливается с матерщиной в класс, заявляя, что пришли за «знаниями», идут на последние парты, где орут, ржут, словно кони и всячески мешают вести занятие. Я вам, к слову, уже писала докладную на этого, как его…Блинова, на Лизина, Алтуфьеву и прочих, но вы оставили её без внимания.

– Послушайте, Мария Юрьевна…

– Я не могу и не буду так работать, – безжалостно перебила её преподавательница. – Пока они не покинут класс, урока не будет, я сказала!

Я нехотя улыбнулся – в этом была вся Мария Юрьевна. Принципиальная, не терпящая к себе неуважения, кумовства и панибратства. И директриса, взгляд которой отчаянно метался по кабинету, это понимала.

– А ты чего здесь забыл, Гриш? – физичка, наконец, обратила внимание на меня. – Ваш класс сейчас как раз у меня.

– Да вот, вызвали…

– Иди на урок, Рокотов, – фальшиво улыбаясь, подмигнула мне директриса. – И ещё раз хорошенько обо всём подумай.

Развернувшись, я молча направился к двери. Закрыв за собой дверь, я слышал, как бушевала физичка. И улыбнулся.

…Дверь в класс была открыта настежь, изнутри нёсся разухабистый речитатив братеевского словоблуда7. Зайдя внутрь, я не увидел ничего нового: всё тот же гвалт с задних парт, расплывающихся в клубах дыма; рассевшиеся кто как пасынки жизни; застывший в предчувствии нехорошего класс. Вчера Евстафьев не явился на занятия – Оля доложила мне, что он схлопотал ангину. А потому я чувствовал себя очень неуютно – всё-таки с верным другом под боком надежнее. Да и встречать нападки своры, рассевшийся на галёрке, не в пример легче.

– Оп-а! А вот и наш челночок! – При виде меня Блинов вскочил со своего места. – Валяй сюда!

Не обращая на него внимания, я спокойно прошел на своё место.

– Ты чё, не понял, что ль, говнопёр? – Перескочив через парту и уже собираясь рвануть ко мне, Блинов был остановлен знакомым повелительным голосом.

– Уймись, – Стася с видом римского патриция повела рукой. – Мылом и вежливым словом можно сделать гораздо больше, чем просто мылом. Подойди сюда – у меня к тебе разговор.

Подумав, я все же решил подойти. Пока я плёлся через ряды, я ловил на себе лишь подозрительно-ненавидящие и недоверчивые взгляды. Лишь в посеревших глазах старосты и Анюты Семиглазовой, смотрящих на меня, плескалось беспокойство. Я коротко кивнул им, слабо улыбнувшись. Хоть каждый раз перед дракой моё нутро холодело, а руки начинали от страха и волнения дрожать, я, собирая свои силы в кулак, делал шаг. Сделал его и сейчас, вплотную подойдя к парте, за которой сидела Стася.

– А где фирменное приветствие? – смерив меня каким-то непроницаемо-издевательским взглядом, спросила девушка. – Вижу, в твоих глазах зачатки ума, но не утруждай себя – я про: «Здравствуйте, добро пожаловать, что будете заказывать?»

Я похолодел. Это было как минимум неожиданно, но через пару секунд я всё-таки взял себя в руки. Мало ли откуда они могли узнать, что я работаю в забегаловке неподалёку – велика тайна…

– Если тебе нечего мне больше сказать, я пойду, – отчеканил я.

– Почему же, есть, – протянул Ковалёв, сидящий рядом.

– Пошли бы вы… – Уж шута из себя я делать не позволю. Однако, развернувшись, я был остановлен крепкой лапищей Чеботарёва, подоспевшего сзади. Рванув, я уже собирался ударить увальня по глупой роже, как был с силой усажен Блиновым обратно.

– Ты не принял мой заказ, – На своих плечах я ощущал хватку приматов, а потому двигаться не мог. И тут я понял, что сижу прямо перед Стасей. Лицом к лицу.

– Ну и что будешь заказывать? – сквозь зубы проскрежетал я. Хватка чуть ослабла.

– Хм…– Стася задумчиво крутила локон.

– Закажи этой сучке чего-нибудь большого, твёрдого, крепкого, – любострастно хихикнула одна из девиц.

– Нет, я лучше закажу немного бедности для сидящего передо мной поваренка, – облокотив голову на согнутую руку, произнесла каштановолосая девушка, слабо улыбаясь. – Гуманитарную помощь в виде целительного белка окажете, ребята?

«Ребята» согласно закивали, заливаясь похабным ржанием. А между тем, хватка почти совсем ослабла,