повезло с командиром. Ничего, что суров, зато настоящий моряк!

Заработал шпиль, выбирая носовой швартов. Нос подтянулся к пирсу, а корма отошла на чистую воду.

— Отдать носовой! Флаг перенести!

Спущен флаг на корме. Взвивается на мачте. Корабль уходит в море — на охрану государственной границы.

Проплывают мимо скалы, закрывая от глаз Снежный. С моря набегает волна. Корабль нехотя приподымается навстречу и наваливается на волну стальным форштевнем, кромсает ее, разбрасывая направо и налево.

Когда вышли из бухты и звонки пропели отбой, Владимир обратился к главстаршине Куличку:

— Товарищ главстаршина, разрешите немного на палубе побыть?

Куличек улыбнулся: понял.

— Побудьте.

Главстаршина Куличек — непосредственный начальник Владимира, командир отделения радиометристов. Специальность Владимира — радиометрист. Через четыре часа он заступит на первую свою боевую вахту. А сейчас хочется побыть на палубе, подышать морем. Познакомиться с ним, постоять вот так, лицом к лицу. Вот бегут одна за другой зеленовато-синие волны, в какое-то мгновение на вершинах их вскипают белые гребешки, вскипают, рассыпаются, и вода становится стеклянной, она в белых прожилках, будто полированный зеленоватый мрамор.

— Покурим? — Рядом стоит Виктор Лопухов, улыбается, протягивает деревянный портсигар с сигаретами.

— Спасибо, не курю.

— Так и не научился, — не то с сожалением, не то с завистью произнес Лопухов. Закурил, отворачиваясь от ветра и пряча огонек спички в чашечке ладоней. — Как дома?

— Все по-старому. Я ведь дома тоже с прошлой осени не был.

— А я третий год. Полагался мне отпуск, да командир его задробил.

— Почему?

— Да так вышло… — Лопухов нахмурился, видимо, ему не очень хотелось говорить на эту тему, молча затянулся несколько раз. Потом сказал: — Собрался я уж было и подпил крепко на радостях. Корешки из дому водки привезли. Вот командир отпуск мне и задробил.

— Строгий командир?

— Строгий. Дочка у него утонула, с пирса упала… Он с того времени какой-то смурый стал. Все переживает. Молчит. И не любит, если кто громко смеется. Видать, смех по сердцу режет Мы понимаем. А без смеху тоже нельзя. Нынче что, в море тишь, солнышко не заходит. А вот погоди, с октября заштормит — по палубе не пройти. Все нутро выворотит, хоть и привычный. Трудная служба. Тут если не засмеешься морю этому в лицо — хана!

— А задерживали нарушителей?

— Бывало. Мне за задержание как раз и отпуск полагался.

— Шпиона задержал? — Владимир затаил дыхание от восторга и почтения к Лопухову.

— Да нет, не я задерживал, я только его первый заметил. А видимость плохая… Мгла…

— И все-таки заметил?

— Служба такая, — снисходительно сказал Лопухов, — Ты лучше про дом расскажи, как там у нас рыбалка на речке и вообще?

— Ловится рыба. И дома все нормально было.

— А как… как Светлана?

— Что Светлана?

— Ничего… У меня осенью дэмэбэ.

— Слушай, Витька… Ты ее из головы выкинь. Мы с ней…

— Ну и черт с вами! Я тебе так скажу: нравилась она мне, симпатичная девочка. И я не из-за драки с тобой отстал тогда. Просто вижу — нескладуха… — Он вздохнул. — Вот приеду, может, приударю. — Он сказал это только чтобы подразнить Владимира.

Владимир посуровел:

— Не советую, Лопух. Понял?

— Ладно, не сердись. Не буду.

— А и будешь — ничего не выйдет. Я Светке как себе верю.

Лопухов рассмеялся:

— А ты все такой же псих, Володька. Готов за борт меня бросить!

Они еще немного поговорили, Лопухов бросил в обрез сигарету и ушел. А Владимир все смотрел на набегающие волны, но видел другое: теплое море, крутую песчаную бухту, рассеченную лунной сверкающей полосой. И вдруг ощутил тепло маленькой девичьей ладошки.

…Он был на полигоне, когда его вызвали к командиру роты.

— Федоров, к вам приехала жена. — Ротный посмотрел на Владимира пристально. — Надо в документах семейное положение указывать правильно. Командир разрешил увольнение на сутки. Идите в канцелярию, получите увольнительную. — Ротный улыбнулся. — Красивая у вас жена, Федоров.

Владимир смотрел на него во все глаза и не понимал, о чем идет речь. Какая жена? Нет у него никакой жены. И тут же понял: Светка… Светка приехала!

— Торопитесь, — сказал ротный. — Женщины не любят, когда мы задерживаемся.

Владимир помчался в канцелярию.

— Держи увольнительную, — сказал дежурный. — Что ж раньше не говорил, что женат?

— Я не знал, — простодушно ответил Владимир.

У дежурного глаза стали круглыми:

— Вот так да!

— Да нет, не знал, что она приедет, — поправился Владимир и покраснел.

— Давай спеши…

Владимир переоделся, тщательно причесал короткие волосы и бросился вниз. Только у Знамени замедлил шаг, вытянулся и лихо отдал честь.

Потом предъявил вахтенному увольнительную и с замирающим сердцем вышел на улицу. У подъезда, в тени на скамеечке, сидела Света. Она встала, когда он вышел из дверей.

Он не бросился к ней, он смотрел на ее сияющее лукавое лицо и чувствовал, как от волнения кровь отливает от щек.

Она протянула руки, сказала жалобно:

— Володенька, я наврала самому главному начальнику, что я твоя жена. Ты уж поздоровайся со мной, как с женой.

Он подошел к ней, неловко обнял за плечи и чмокнул куда-то в нос.

Потом они взялись за руки и пошли по улице, от стыда подальше.

— Светка, ты ненормальная, — сказал Владимир. — Ты бы хоть предупредила. А то я подумал, что это к другому Федорову жена приехала.

Светка засмеялась, глянула на него искоса, чуть наклонив голову. Потом озорно Тряхнула стриженой головой:

— Вот уж никогда не буду предупреждать. Слышишь? Чтобы всегда ждал.

Володька, так же склонив голову, смотрел на нее. Что-то в ней появилось новое за те месяцы, что они не виделись. Он уловил это новое в наклоне ее головы, в голосе, в походке. Оно мешало ему говорить со Светкой запросто, как раньше. Он смутно чувствовал, что теперь нужны какие-то другие, особые слова. Это смущало его, и он сказал первое, что пришло в голову:

— Ты, наверное, есть хочешь?

— Не очень, — ответила Светка.

— У меня три рубля. На весь день хватит.

— Чудак! У меня есть деньги. Ты думаешь, я сбежала? Я маме сказала прямо, что должна поехать к тебе. Ведь сюда не так далеко, а вдруг тебя после учебы пошлют на Дальний Восток или на Север? И знаешь, мама сперва заплакала, а потом и говорит: «Поезжай, ты уже взрослая».

«Вот-вот, взрослая. Была девочкой, а теперь — взрослая. Вот оно — новое! Я, наверно, тоже…» — подумал Владимир и попытался взглянуть на себя как бы со стороны.

Рядом с красивой девушкой шагает моряк, в ладной фланелевке, в лихо надетой бескозырке, загорелый, крепкий. Конечно, он тоже