«Тим’ак», «этот питомник ублюдков». А в Союзе до отъезда реб Хаим был…

— Известный отказник, — почти машинально вставила я.

— Да куда ему — известный! — поморщилась Рита. — Сидел в отказе, да, прибился к Гоше. Когда наконец приперся сюда, в Израиль, радетель Гоша подобрал его и пристроил в «Тим’ак». Но поскольку Хаим ничего — ни-че-го! — не умеет делать, то он просто получает чек в конце месяца. Как персональный пенсионер.

— За что? — удивилась я.

— Ну, как тебе сказать…

— За то, что раз в неделю клеит конверты, — вставила Катька, — как алкоголик в ЛТП.

— Какие конверты?

— А по углам у нас, видела, валяются пачки журналов «Дерзновение»? Фирма рассылает их по разным адресам. Просветительская деятельность Гоши.

По словам Риты, еще полгода назад, до того как Бромбардт раскошелился на это помещение в «Курьере», фирма «Тим’ак» теснилась в квартирке на улице Бен-Иегуда, где сейчас помещается мозговой центр. И вот там реб Хаим таки работал «мужиком в доме». Его использовали, когда нужно было забить гвоздь или ввинтить лампочку. Рита уже тогда избегала обращаться к Хаиму, потому что Хаим был хам. Она подходила к раву Иегошуа Апису и говорила: «Гоша, велите Хаиму купить скрепки и туалетную бумагу».

Тогда Гоша послушно писал на листке: «Реб Хаим! Убедительно прошу вас приобрести до завтра скрепки и несколько рулонов туалетной бумаги (мягкой). С уважением — рав Иегошуа Апис». И Рита булавкой пришпиливала записку на видном месте.

Но Яшка, как ни странно, Хаима любит и очень ему покровительствует. И это действительно странно, если учесть, что такое чучело, как Хаим, представляет, в сущности, идеальную жертву для Яшкиных утех.

— Кстати, — продолжала Рита, осторожно оглядываясь вокруг на вдумчиво жующих сотрудников «Курьера». — Ты знаешь, что Яша написал роман «Топчан», где в середине есть развернутая страниц на десять сцена полового акта? Так вот. Ничего более занудного в жизни мне читать не приходилось… Да скоро сама прочтешь, — добавила она. — Яша уже намекнул, что даст мне этот роман набирать.

— Как?! — поразилась я. — В рабочее время?

Катька, которая давно с нетерпением ждала обещанной сцены полового акта, посмотрела на меня с суровым состраданием и сказала:

— Ой, ну с тобой совсем неинтересно разговаривать…

…После обеда забежала Сима Клецкин из «Ближневосточного курьера». Она жила в Стране уже лет пятнадцать, десять из которых проработала в «Курьере», в отделе объявлений. Когда-то в Москве Сима шилась у одной портнихи с нашей Ритой, они и здесь приятельствовали.

— Девочки! — выпалила Сима испуганно-весело. — У вас, говорят, редактор новый, — не оставьте в беде!

— А что такое? — спросила Рита.

— Да тут текст объявления отредактировать надо. — Вид у нее по-прежнему был странно возбужденный. — Мы вообще-то объявления не редактируем, но тут случай особый.

— А много там текста? — спросила я.

— Да нет, — хохотнув, словно подавившись, сказала она. — Одна фраза. — И протянула мне тетрадный лист.

— А что это за слово тут, первое, не могу понять? — спросила я.

Катька выскочила из-за компьютера и заглянула в листок, уперев острый подбородок в мое плечо.

— Вот это — «е́бу»?..

— Ты что, придуриваешься? — спросила Катька.

— Вы не там ударение ставите, — каким-то торжественным тоном поправила Сима. — Он дает объявление о том, что он… всех подряд за пятьдесят шекелей.

— Кого — всех? — растерянно спросила я.

— Так дорого, — заметила Рита меланхолично, продолжая набирать текст, — израильтяне это делают бесплатно…

— Постойте, — сказала я. — Может быть, это какая-то аллегория? Может, имеется в виду израильская демократия?

— Какая там аллегория! — воскликнула Сима. — Вы бы посмотрели на его лицо!

— А при чем тут лицо? — возразила Катька, а Рита добавила, что в этом деле уж, вот именно, с лица воды не пить.

— Я говорю — по лицу заметно даже, что он сильно есть хочет. Коренастый такой, небольшого роста, ничего особенного. Смотрит на пачку печенья у меня на столе и слюну сглатывает… Я его, конечно, угостила. Говорю: а зачем вы даете объявление в англоязычную газету, вам придется еще перевод с русского оплачивать? Почему бы вам не обратиться в русскую прессу? А он говорит: да вы что, откуда у репатриантов деньги — пользоваться моими услугами!

— Вот она, продажная израильская пресса! — сказала Катька с напором. — Идиотская страна! У нас, в России, приди он с таким объявлением в «Комсомольскую правду», его бы…

— У нас, в России, — перебила ее Сима, — и без объявлений всех нас… За что я его выгоню? Он заплатил тридцать шесть шекелей, большую часть своего разового заработка…

— Ладно, — сказала я. — Дайте мне сосредоточиться. Сложный текст.

— Да уж, это тебе не пасхальная Агада, — вставила Рита.

«Трахаю всех за пятьдесят шекелей?» — задумалась я. Нет, грубо… «Пересплю с каждым» — нет, это вульгарно и неточно… «Обладаю недюжинными достоинствами в области…»

В это время хлопнула дверь, и над барьером поплыла черная кипа Христианского.

— Что за сборище в рабочее время? — поинтересовался Яша, на ходу вытирая большую оранжевую хурму своим носовым платком.

Выслушав наши туманные объяснения, придвинул к себе листок, громко надкусил хурму, сочно зажевал…

— О чем тут думать, — сказал он, хмыкнув. — Дайте ручку!

И, склонившись над листком так, что остался виден лишь орлиный нос под черной кипой, быстро набросал своим ужасным почерком: «Профессионал высокого класса удовлетворит любое желание каждого — недорого — пятьдесят шекелей». Выпрямился, поправил съехавшую кипу и сказал победно:

— Учитесь! Впрочем, не за то боролись…

* * *

Примерно раз в неделю появлялась и бродила меж кабинками с пасущимся видом беременная секретарша Наоми, с чудовищной габсбургской нижней губой. Она была похожа одновременно на Филиппа IV, короля Испании с портрета Веласкеса и на жеребую кобылу с тяжелым задом. Если напрячь воображение, Наоми можно было представить Габсбургом верхом на жеребой кобыле.

До сих пор обязанности секретарши фирмы «Тим’ак» представляются мне неясными. Знаю только одно: раз в месяц Наоми собирала у нас использованные проездные билеты и возвращала наличными.

В этот раз Рита проездной потеряла, о чем с расстроенным видом поведала Наоми.

Та пожевала губой, как кобыла — свежее сено, и сказала:

— Ну, принеси проездной мужа.

— У нас с мужем разные фамилии, — сказала Рита огорченно.

— Ничего, — успокоила ее Наоми. — Мы же все о нем знаем…

Рита немедленно позвонила домой и выяснила, что муж уже выбросил утром использованный проездной.

— А можно проездной соседа? — с надеждой спросила Рита.

— Нет, — строго сказала Наоми. — Соседа мы не знаем.

Полагая, что вопрос исчерпан, мы разбрелись по компьютерам — работать.

Побродив вокруг нас, шевеля боками, Наоми вдвинула огромный живот к Рите в кабинку.

— Знаешь что, — предложила она, — поди