Улицы были пустынны. Только время от времени слышались звуки торопливых шагов запоздалых прохожих да издалека доносились какие-то выстрелы.

— Мальчики кутят, — озабоченно сказал Арсен, прислушиваясь к выстрелам. Потом обернулся ко мне: — Пошли, провожу тебя.

— Не надо, — сказал я, немного обидевшись. — Я не маленький, сам дойду. Никого я не боюсь.

— А кто говорит, что боишься? — засмеялся Арсен. — Разговор у меня к тебе есть.

Великан-басист был моим идолом, и, услышав, что он хочет говорить со мной как с равным, я, конечно, не стал возражать.

— Ну что ж, пошли, — произнес я как можно равнодушнее.

Мы попрощались с остальными и направились в сторону нашего дома. Я прислушивался к шагам, гулко отдающимся в тишине ночи, и ждал, когда Арсен начнет разговор.

Но старшина молчал, погруженный в свои мысли. Перекинутый через его плечо бас-геликон поблескивал в лунном свете. Я решил сам начать разговор:

— Сегодня под конец твой геликон совсем не звучал. Почему это?

— Не знаю, — рассеянно пожал плечами Арсен и снова погрузился в размышления.

Я решил подождать еще немного. Меня вдруг заняла проблема: как бы это наступить на собственную тень, которая двигалась впереди меня? Но каждый раз, едва я решительно выбрасывал вперед ногу, тень отскакивала от меня. Заметив мои попытки, Арсен в сердцах сказал:

— Ходи спокойно, что это за мальчишество!

На сей раз я уже возмутился:

— А чего же ты молчишь? Ведь сказал — разговор есть!

— Разговор? Какой еще разговор? — удивленно поглядел на меня Арсен.

— Откуда я знаю?.. Сам же сказал, что хочешь поговорить.

— Ах да… — протянул басист. — Послушай, как ты думаешь, кто это сегодня обругал англичанина? Там, у министра…

Я пожал плечами.

— Мне показалось, что это ты…

— Я? Нет, братец мой, — покачал головой Арсен. — С меня довольно и того, что было сегодня на вокзале. За такие слова с человека могут кожу содрать.

— А что говорил этот англичанин, я ничего и не понял, — сказал я.

— Ну, это не твоего ума дело, — ответил Арсен и снова надолго замолчал.

Я окончательно разозлился. Выходит, он обманул меня. Никакого разговора у него нет, просто пошел меня провожать.

— Знаешь что, — сказал я, останавливаясь посреди улицы. — Иди-ка ты в казарму, а я сам домой доберусь…

— Почему? — растерялся Арсен.

— Так… Не нужны мне твои провожания.

Я повернулся, чтобы уйти, но тяжелая лапа Арсена тут же опустилась на мое плечо. Несмотря на свою грубую наружность, он был очень добрым парнем, этот Арсен. И наверно, он в эту минуту понял, что творится в моей душе.

— Ладно, не обижайся, — сказал он примирительным тоном. — Ты только послушай, что делается. — Он затих и снова прислушался к выстрелам, которые теперь раздавались совсем близко. — Опять нализались и шныряют по улицам со своими маузерами. Кто знает, что может случиться… Можно ли в такую ночь тебя одного отпускать?

И Арсен с какой-то грубоватой нежностью вдруг притянул меня к себе. Что и говорить, заботливость старшины очень меня тронула: сам еще не избавился от сегодняшних забот, неизвестно чем все кончится и что ждет его завтра, а он думает обо мне, пошел провожать, чтобы, не дай бог, не случилось беды…

И я, в свою очередь, повинуясь внутреннему порыву, крепко прижался к Арсену, но тут же отстранился.

Дальше мы шли молча, погруженные каждый в свои мысли, пока не добрались до наших ворот.

Арсен толкнул калитку и, убедившись, что она закрыта, протянул руку к колотушке. Но я удержал его:

— Не надо, Аракел-ага рассердится.

— Это кто? Хозяин дома, что ли?

— Ага. Весь день как собака лается, что я его по ночам бужу… Лучше перелезу через забор.

— Погоди-ка. — Арсен опустил с плеча инструмент, засунул руку в широкую пасть геликона и вытащил оттуда что-то. — Держи.

Я в темноте ощупал, протянутый мне предмет.

— Хлеб, белый хлеб… Откуда это?

— Держи, не твоя забота. — Арсен снова всунул руку в инструмент. — И это держи.

На сей раз в мои ладони посыпались английские галеты и конфеты в бумажной обертке. И только сейчас я вспомнил, что после неудачных переговоров со Штерлингом Арсен куда-то исчез. По-видимому, он совершил небольшой набег на хозяйскую кухню.

Я не смог удержаться от смеха:

— А мы-то все думали, отчего это у тебя инструмент не звучит!..

— Ну ладно, ладно, лезь на свой забор…

— А это? — спросил я, протягивая ему все добро.

— Это же тебе, балда.

— Арсен… — начал я, но тут же какой-то комок застрял у меня в горле и голос вдруг осип.

Да и Арсен не дал мне продолжать.

— Ну лезь, тебе говорят, а не то назад отберу! — сказал он и подсадил меня своей огромной ручищей.

— Инструмент, мой инструмент… — зашептал я сверху.

Арсен протянул мне альт, и я соскочил вниз.

— Ну, зольдат, как делишки? — послышалось из-за стены.

— Гут, очень хорошо, — сказал я. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Арсен.

И я услышал его удаляющиеся торопливые шаги.

В лунном свете поблескивали стекла веранды Аракела-аги. Все остальные строения потонули в тени большого соседнего дома.

Только я сделал несколько шагов в сторону своей каморки, как послышались тихие шаги и я заметил движущуюся ко мне тень.

— Мам, это ты? — тут же догадался я.

Она подошла и молча обняла меня.

— Почему не спишь? — упрекнул я ее.

— Ждала, пока вернешься. Сегодня ты очень опоздал. Ничего не случилось?

— Мы играли в доме премьер-министра. Опять какие-то англичане приехали… Если бы ты знала, какую мы сегодня штуку выкинули… Смотри, видишь, на мне новая форма… Но только ты немного подшей ее, а то все спадает с меня…

— Пошли, пошли домой, — сказала мама.

Мама зажгла керосиновую лампу, что стояла на столе. Стекло было надтреснуто и заклеено пожелтевшей от огня полоской бумаги.

Свет лампы падал на большую тахту, где рядком были расстелены постели всего нашего семейства, на старый стол и стулья, на почерневший от времени посудный шкафчик. Часть комнаты отделяла занавеска. За ней была мамина «кухня». Каким же бедным показался мне в этот вечер наш дом!

Правда, в нише в углу было сложено на ящиках довольно много книг — свидетельство того, что дом хоть и бедный, но люди в нем живут читающие. Однако на этот раз даже обилие книг меня не утешило.

А мама уже начала осматривать при свете мою новую форму, довольно кивая головой. И это напомнило мне о других сокровищах, которые я принес с собой.

— Смотри, мама, что я принес, — сказал я