сделал паузу, — … вара, таким сильным магам, как я, не нужно даже прикладывать какую-нибудь особую энергию или использовать примочки наподобие тех, о которых рассказываете вы на своих занятиях. Достаточно как-нибудь весьма эмоционально произнести заклинание, и оно придёт в действие. Вы же не хотите устроить пожар в нашей общей обители, Академии?

Я много чего могла бы посоветовать Гетберу. Например, не спрашивать имена у новых преподавательниц, раз уж он так боится произносить их вслух, или не вкладывать в эти имена эмоции (как вообще можно вложить эмоцию в имя? я, конечно, могу предположить, что это осуществимо в порыве ненависти или страсти — но ведь ни ненавидеть, ни любить меня не за что).

И ещё не завышать чрезмерно свою значимость. Сильный маг, как видите. Мягко стелет, да жестко спать.

Но я побоялась, что подобными советами спугну его. А ведь за несколько минут нашей прогулки я узнала об этом мире больше, чем за нашу долгую вчерашнюю встречу с Ферантой.

— Можете называть меня Варей. Хотя я сомневаюсь, что впредь нам найдется, о чем поговорить. Преподавали бы вы алхимию — это многое бы меняло.

— Варя, — повторил Гетбер, проигнорировавший вторую часть моего высказывания. — Так мне нравится гораздо больше. Домашняя, скажем так, форма. Не желаете выйти на свежий воздух, Варя?

Мне мгновенно вспомнился панорамный вид прямиком из окна ректорской башни.

— Не замерзну?

— Весна, — вздохнул Гетбер. — Не волнуйтесь. Если понадобится, мне будет достаточно позвать вас по имени, и вы мгновенно согреетесь.

И я согласилась. Совсем потеряла страх. С другой стороны, чего уж мне тут бояться?

Воздух оказался и впрямь свежий, будто настоящий, и он мгновенно навеял воспоминания о теплых майских вечерах. Не жарко — раздеться уж точно не хочется, но и не холодно. Градуса двадцать два по Цельсию. Дует легкий ветерок, хочется раскинуть руки в сторону, уподобившись птице. Да только знаешь, что воздушному потоку не хватит мощности, чтобы подхватить тебя и унести как можно дальше.

Впрочем, куда ещё дальше? И так уже непонятно где, непонятно зачем. Хотя, признаемся честно, чем дольше я здесь нахожусь, тем меньше хочется возвращаться в реальность. Нам до мая ещё далеко… И листья на деревьях начнут распускаться в лучшем случае через месяц. А здесь деревья будто глянцевые: листочки так и блестят, несмотря на то, что погода пасмурная.

— Ни у кого нет занятий на улице? — спросила я, оглядывая местность. Больше всего похоже на сквер: выложенные плиткой дорожки, начинаясь с разных точек на окружности, сходились в центре, образуя площадку. Поставить бы на неё ребят с гитарами, от привычных скверов не отличишь. Между дорожками зелёная зона — низенький газон (думаю, всё у него ещё впереди) и деревьица, а на границе белые лавочки со спинками, напоминающими отраженные в зеркале запятые.

Чисто, ни одной лишней пылинки. Ещё одно отличие от наших скверов.

— Есть, — ответил Гетбер, — но они проходят не здесь. Существует ещё одно открытое пространство, но оно, в отличие от этого, отгорожено четырьмя высокими стенами. По сути, это ещё одна комната, только лишенная крыши.

Он повёл меня вглубь сквера. Неужели хочет спрятаться от посторонних глаз? Не сказала бы, что Гетбер — тот человек, которого смутит парочка наблюдателей…

— Присаживайтесь, — предложил он, когда мы были ровно на середине пути по центральной площадки. — На самом деле, у меня к вам серьезный разговор, Варя. Ах, точно.

Гетбер снял с себя плащ, сложил его вдвое и положил на сидение лавки. Беспокоится, чтобы не замерзла… Рукава его рубашки оказались закаты по локоть, открывая крепкие жилистые руки.

Я послушно опустилась в самый центр плаща. Мягко, а ещё ткань плаща пока что хранит тепло его тела. Гербет сел на ничем не прикрытую часть лавки, максимально близко к её краю.

— Можно на «ты»? — поинтересовался Гербет. И тут же ответил сам себе: — Думаю, можно. После всего того, что я вам скажу… нам станет не до формальностей.

— Вы меня заинтриговали, — призналась я. — Говорите уж.

— Где ты сейчас? — спросил вдруг он. — Как ты думаешь? Если отбросить всю эту шелуху… по типу: я в Академии, в таком-то городе, в такой-то империи. Где сейчас настоящая ты?

Совсем не такого я ожидала. Будем честны. Гетберт не смеялся надо мной — говорил серьезно и откровенно. Так что и я не стала отшучиваться:

— Я сплю. На кровати, в съемной квартире. Жду и сплю, когда проснусь, но всё никак не могу проснуться.

Гетбер улыбнулся так радостно, будто именно этот ответ он и ждал.

— А вот и неправильно, Варя. Ты скоро поймёшь сама. Ты не проснёшься. Не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово.

Я фыркнула.

— Ну, пусть так. Где же тогда я? Не поделитесь ли секретом?

— Подумай сама. Я дам тебе подсказку: там, где ты была до этого, тебя уже нет.

— Другой мир? — полюбопытствовала, улыбнувшись. Думала, Гетбер посмеется вместе со мной, но вместо этого он кивнул:

— Совершенно точно. Другой мир.

— Вы хотите сказать, я неведомым путём оказалась в другом мире, — уточнила на всякий случай. Забавный разговор. Даже для сна забавный.

— Вы правы, за исключением неведомого пути. Путь вполне себе предсказуемый. Единственный в своем роде.

Я поправила манжеты на собственных рукавах. Поерзала по сидению. Само собой, этот разговор казался мне не больше, чем шуткой, но сердце отчего-то колотилось так, будто верило каждому услышанному слову. И мне это совсем не нравилось.

— Я не шагала в портал, — заметила я, — и не садилась в космический корабль. Я не обращалась к ведьме и не занималась колдовством самостоятельно, не приносила в жертву невиновных. Никто не пришёл за мной и не встал на колени, прося прогуляться ненадолго до его дивного мира, который погибнет, если я не осмелюсь его спасти. Никто даже не отправил мне письмо. Как же я оказалась в этом вашем мире, посмею поинтересоваться?

Гетбер внимательно посмотрел на меня — не удивлюсь, если вдруг выяснится, что он преподает гипноз. И ответил:

— Варя, ты умерла.

Подул ветер, зашелестели на ветвях зародыши листьев. Я рассмеялась, но внутри загнанным в ловушку зверьком заметалась невинно сказанная фраза: «Варя, ты умерла».

Варя, ты умерла. Варя, время твоё сочтено.

Но был ещё и разум, здравый разум; если бы не он, я бы, пожалуй, рехнулась. Не может быть, чтобы я была мертва. Не может быть. Мертвые не видят снов.

Об этом я и сказала Гетберу:

— Если бы я умерла, я бы сейчас не вела с вами эту абсурдную беседу.