Ателье только открылось, и его работница распахнула большие ставни, за которыми стояли манекены. Платье, притянувшее взгляд сестры, было лимонно-жёлтым, отделанным кричаще-алыми кружевами и ядовито-зелёной тесьмой. Я лишь вздохнула. Лиоре нравилось всё… яркое. Вот чем ярче, тем лучше. Может, не так уж и плохо, что у нас нет денег на новые наряды. Иначе Лира ходила бы выряженная в клоунские платья, уместные разве что на ярмарочной плясунье, а уж никак не на благородной нобларине.

Что самое удивительное, Уна, словно наперекор идентичной внешне сестре-близняшке, предпочитала неброские пастельные или тёмные тона и максимально сдержанные, закрытые платья.

— Да… — уклончиво отозвалась я, не показывая, насколько нелепым считаю подобное сочетание цветов.

Всё равно купить его Лира не сможет, так зачем лишний раз её расстраивать?

— Представляешь, идёшь в таком по улице — и тебя издалека видно, — мечтательно протянула Лира.

— Да, это уж точно. А если маголёт пролетит, то и он с неба разглядит.

— И пусть, — кокетливо фыркнула сестрёнка. — Вдруг им управляет симпатичный пилот?

— Это да… И в лесу в таком платье не страшно потеряться, сразу найдут, — невинно заметила я.

Лиора обернулась ко мне, сощурилась, но так и не поняла, издеваюсь я или нет.

— Пойдём. Уна всю ночь одна работала, нужно её сменить, — поторопила я сестру, и она наконец отошла от витрины.

Вовремя! Работница как раз выставила рядом с жёлтым платьем ярко-салатовое с морковного цвета отделкой. Такие броские цвета предпочитали смуглые полуденницы, а любая полуночница в них выглядела бледной молью. Но Лиру разве этим смутишь?

Когда мы наконец дошли до клиники, солнце уже показалось из-за горизонта. Я открыла дверь, сразу поймав колокольчик над головой, чтобы он не звенел и не отвлекал сестру, если она принимала пациента. Но предусмотрительность оказалась напрасной.

Нас встретила уставшая Уна, изо всех сил старающаяся не зевать. Приёмная пустовала, как и касса по итогам ночи. Обидно.

— Лунара, как прошла смена? — спросила я.

— Тихо, — потёрла глаза Уна. — Я едва не уснула под утро.

— Иди домой, отдохни.

— Не хочу. Лучше тут лягу, в задней комнате. Разбудите меня, если понадоблюсь.

— Брен просил на рынок полуденников сходить, — сказала Лира.

— Вот ты и сходи, пока Адель дежурит, — распорядилась Уна. — А я лягу спать. Нельзя сонной на рынок ходить — эти полуденники обязательно обвесят или обсчитают.

В словах Уны был свой резон. Лира вопросительно посмотрела на меня и получила одобрительный кивок. Тогда близняшки разошлись в разные стороны, одна направилась вглубь небольшой клиники, вторая пересчитала деньги в кожаном кошелёчке, подхватила корзинку и зонтик от солнца, помахала мне рукой на прощание и исчезла за дверью.

— Только не задерживайся надолго, а то обгоришь! — крикнула напутствие ей в спину и огляделась в поисках того, чем бы заняться.

Но Уна все дела уже переделала: в шкафчике стояли протёртые от пыли флакончики с зельями, чемоданчик для вызовов на дом был заполнен под завязку, а в смотровой полы и стены сияли чистотой. Повеяло мятой, настойку которой мы использовали, чтобы бороться с неприятными запахами.

Я прошлась по всем помещениям — приёмная, смотровая, операционная, две отдельные палаты и одна общая. Пусто, тихо, чисто. Ни одного пациента.

Пару лет назад недалеко от нас открылась новомодная «абонементная» клиника. Брен поначалу смеялся над этим новшеством, однако с каждым месяцем поток пациентов в нашей клинике скудел, и вскоре стало не до смеха. Оказалось, что если предложить людям ежемесячно платить небольшую сумму, покрывающую все возможные риски по здоровью, то им это понравится. Брен утверждал, что никто не захочет «отдавать деньги просто так, когда не болеет», но ошибся.

Люди восприняли предложение несколько иначе — они шли в свою клинику с малейшей проблемой, и это позволяло излечивать их быстрее и эффективнее. В то время как до нас пациенты добирались, только если «само не прошло и стало совсем плохо». Разумеется, в таком случае лечение было куда менее приятным и обходилось в разы дороже. Что произошло дальше? За абонементной клиникой закрепилась слава места, где «исцеляют быстро и эффективно», и даже постоянные очереди в приёмный покой не отпугивали пациентов, а, напротив, убеждали, что именно туда все и обращаются. Эти же очереди служили своеобразной защитой от тех, кто готов идти к целителю с любым заусенцем.

Вскоре соседняя клиника перестала принимать пациентов без абонемента, и туда тянулись уже две очереди — за лечением и за получением вожделенного абонемента, а к нам шли только приезжие, нищие или жадные. В прошлом месяце конкуренты приходили с предложением выкупить наше помещение и открыть здесь стоматологический кабинет, но нам пришлось отказать. Оно давно было заложено, так что продать его мы уже не могли.

К счастью, Брену предложили должность гарнизонного целителя в одном из госпиталей у Разлома, вот только с уходом единственного хирурга мы потеряли и остатки пациентов.

Когда колокольчик возле двери зазвенел, сначала подумалось, что это лишь галлюцинация. Но вот хлопнула дверь, и я выбежала из общей палаты навстречу посетителю.

На меня смотрела полуденница с побелевшим от ужаса лицом, а на её руках спокойно сидела девочка лет двух.

Взгляд торопливо скользнул по маленькому тельцу — но ни следов крови, ни переломов, ни торчащих наружу предметов не обнаружил. Да и девочка молчала, как и её мать. Отчего-то это начало пугать настолько сильно, что я почувствовала, как сама бледнею. Этого ещё не хватало! Целитель всегда должен быть образцом спокойствия!

— Что у вас случилось? — кашлянув, спросила я, но оторопевшая мать так и смотрела на меня огромными, застывшими от страха глазами.

Я снова посмотрела на ребёнка — очевидно, что женщина так испугалась за своё дитя, которое принесла. Она в молчаливом ступоре замерла на пороге, а значит, столкнулась с чем-то, что не могла даже объяснить.

Я шагнула к девочке и мягко ей улыбнулась:

— Привет, красавица. Расскажешь мне, что с тобой произошло?

И только когда малышка попыталась ответить, до меня дошло, что именно я упустила из вида.

Личико маленькой девочки оказалось слегка перекошенным. Асимметрия не так сильно бросалась в глаза, пока она не двигалась, но стоило ей начать лепетать в ответ на мой вопрос, как стало понятно, что правая половина лица парализована.

— С утреца проснулись, а у неё улыбка перекошена да речь путаная какая-то, — запричитала мать, когда я осторожно взяла ребёнка на