– Мне нужен гребень, – попросила она.

Рэнд повязывал черный шелковый галстук, более подходивший для дневного времени, чем накрахмаленный белый.

Он кивнул в сторону туалетного столика, и Розали, взяв гребень, стала терпеливо расчесывать шелковистые локоны. Затем, кое-как распутав их, разделила волосы на три части и заплела в косу.

– Теперь придется отрезать некоторые пряди, они совершенно запутались, – сказала она.

– Отрезай. А я запру тебя в комнате и буду держать до тех пор, пока они не вырастут снова, – бросил Рэнд, поправляя воротничок и, не слишком церемонясь, подталкивал ее к двери.

– Что ж, этого вполне можно ожидать от вас, – сказала Розали, удивляясь тому, как трудно определить, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

Другой на его месте хотя бы извинился, этот же говорил о ее положении с издевательскими шуточками, словно речь шла о пустяке. У него была странная привычка высмеивать все подряд и говорить ерунду с напускной серьезностью.

Они отправились из Дувра через Ла-Манш на небольшом торговом судне. В первый день их путешествия море было спокойным и тихим, и Розали спала глубоким сном, свернувшись калачиком в тяжелом кресле в каюте Рэнда.

Однако, проснувшись утром, она почувствовала смущение и подавленность от мысли о том, с какой невероятной быстротой переменилась вдруг ее жизнь. Огромные волны нарушили безмятежность океана, они вздымались, падали, с силой ударяя в борт корабля, и Розали, непривычная к качке, почувствовала слабость и сильное головокружение.

Рэнд заставил ее выйти из каюты и подняться на верхнюю палубу. Розали беспрестанно жаловалась на дурное самочувствие и при этом завидовала невозмутимому спокойствию Рэнда.

– Если бы не вы… – жалобно тянула она.

– Если бы не я, лежать бы тебе сейчас в грязном переулке.

– Простите мне мою черную неблагодарность, – начала было она, но Рэнд перебил ее:

– Для бывшей компаньонки у тебя что-то маловато терпения. – И, отвернувшись, стал смотреть на набегающие валы. – Ну хорошо, иди в каюту, – сказал он наконец.

Розали была рада уйти и побыть одна, но, отпустив поручень, с отчаянием поняла, что не может сдвинуться с места. Никогда не чувствовала она себя такой больной и несчастной. Она нерешительно коснулась руки Рэнда, и он, обернувшись, увидел ее страшно бледное лицо.

– Пожалуйста, помогите мне сойти вниз, – тихо сказала Розали, и Рэнд понял, каких усилий стоила ей эта просьба. И снова в его душе проснулась какая-то странная нежность к этой девушке. Ведь споря и ссорясь с ним, она только пыталась скрыть свое смущение и все-таки попросила его о помощи. В душе, наверное, боясь и ненавидя за то, что он сделал с ней. Не найдя нужных слов, ибо любая фраза могла показаться ей высокомерной, он молча откинул волосы с ее лба и, поддерживая за талию, повел в каюту с такой бережностью, на какую даже сам не считал себя способным.

Поутру отвесные скалы и высокие холмы Гавра выросли перед ними, напоминая великолепные ворота. При отливе суда не могли входить в порт из-за грязи и ила, лежавшего на дне толстым слоем, однако сейчас, во время утреннего прилива, проход в гавань был свободен. Гавр располагался в устье Сены, сужавшейся у Квильбефа, свободно катившей свои воды мимо Руана и достигавшей наконец шумного Парижа, Столица вина и шелка, моды и ароматов, искусства и декаданса находилась всего в ста милях от Гавра. Здесь, на причале, вовсю суетились портовые служащие. Они входили на корабль и только после тщательного досмотра разрешали пассажирам покинуть судно.

Рэнд с интересом наблюдал за всем происходящим.

Вдали маячили торговые суда, ждавшие сигнала с берега.

Среди них был и восьмисоттонный фрегат Беркли, нагруженный английскими тканями и американским хлопком.

– Добро пожаловать во Францию, – сказал Рэнд.

Розали смотрела вокруг широко раскрытыми глазами, жадно ловя знакомые звуки галльской речи, раздававшейся со всех сторон. Причал гудел, как разворошенный улей.

Все вокруг спорили, жестикулировали, и никто, казалось, никого не слушал.

Розали почему-то нравились этот шум, краски, движение, суматоха. Попав в непривычную обстановку, она чувствовала возбуждение и некоторую робость и всю дорогу молчала, пока они ехали в открытом экипаже мимо небрежно мощенных тротуаров, каменных зданий, открытых кафе.

Они подъехали к "Лотари", маленькой, симпатичной, трехэтажной гостинице, название которой красовалось на изящной металлической вывеске. Помимо уютных номеров, в ней имелись зал заседаний, где проходили политические и общественные собрания, ресторан и даже, к радости Розали, небольшой бальный зал с белыми шторами, мраморным камином и балконом для музыкантов. Вдоль здания гостиницы тянулась аллея с дорожкой, посыпанной цветным песком, а во дворе при кухне находился маленький сад, из которого ветром приносило душистые ароматы мяты, чебреца, укропа и спелых фруктов.

– Тебе здесь понравится, – сказал Рэнд, помогая Розали выйти из экипажа.

– Конечно, – согласилась она, благодарная за любое пристанище, лишь бы там можно было принять ванну и отдохнуть. – Но, помнится, вы говорили вчера, что мы будем жить в отеле "Д'Англетер"?

– Еще в порту мне сообщили, что у них какие-то проблемы.

– Какие же? Дурное обслуживание?

– Нет, насекомые. Клопы, – сказал он с озорным блеском в глазах, следя за ее реакцией. И хотя Розали внутренне содрогнулась, она ничем не выдала своего испуга.

Они заняли апартаменты с двумя спальнями и гостиной посредине. Это был номер для супругов, давно привыкших друг к другу, чьи отношения уже не были окрашены в романтические тона.

Стиль рококо, столь быстро забытый англичанами, здесь, во Франции, расцвел благодатно и пышно. Он проявлялся во всем – даже мебель в комнатах, которые они занимали, носила явный его отпечаток. Причудливые завитки, пышность, витиеватость в сочетании со странной асимметрией форм. Даже обрамленная золотом каминная доска отделана была узорами из раковин, листьев, цветов и птиц. Пол покрывал роскошный венецианский ковер, а окна украшали тонкие изящные решетки. На кроватях лежали легкие пуховые перины, застеленные прохладными льняными простынями и красивыми марсельскими покрывалами. Розали никогда еще не доводилось спать в такой изысканной обстановке, и она несколько оробела.

– Надеюсь, ты принимаешь ванну ежедневно? – спросил Рэнд.

– Да, – быстро ответила Розали. Она всегда мечтала о такой возможности, но слуги не могли позволить себе подобной роскоши, так как мыло было дорого, вода нагревалась очень медленно, а времени постоянно не хватало. Ежедневная ванна была привилегией только великосветских дам.

– Отлично, – сказал Рэнд. – Я не против духов и ароматических масел, но… – он подошел к окну и погасил мускусные курительные свечи, расставленные в гостиной для освежения воздуха, – но я терпеть не могу комнат, в которых пахнет, словно в гареме Розали была согласна с ним, хотя высокомерный тон его слегка задел девушку.