Ее семейство не видело никакой ценности в знаниях ради знаний как таковых. Пролт вполне могла понять точку зрения родных, поскольку то образование, которое она с таким усердием приобретала, явно не могло бы пригодиться для дальнейшего процветания деревообрабатывающей промышленности, столь любезной ее клану. Да, она это понимала. Но она также с негодованием вспоминала то пренебрежение и невежественное равнодушие, которые пришлось вынести, прежде чем ее отпустили в Фебретри, наилучшее (а по сути единственное) высшее учебное заведение на Перешейке.

Годы зарождающейся женственности она провела в Университете, однако они так отличались от прежней жизни, что для сожалений не оставалось места. Здесь всячески приветствовали ее стремление уйти в науку, ее вознаграждали за упорство и настойчивость в учебе; более того, как это ни удивительно, соученики завидовали ей и даже преклонялись перед ее способностью усваивать знания и применять их так успешно.

История была ее страстью. Как ни мало родичи сочувствовали ее жажде знаний, еще меньше они понимали такой выбор предмета для изучения. История – это нечто уже случившееся. История – прошлое. Будущее, хотя и непознаваемое, все-таки представляло какой-то отвлеченный интерес. Впрочем, только настоящее, практическое «здесь и сейчас», имело подлинное значение. А вот ее привлекал вчерашний день, где она ни на что не могла повлиять, события и люди, которых она не могла видеть. Зачем ей это?

Отчетливого ответа у Пролт не было. Она вообще сомневалась, сможет ли человек, занимающийся, скажем, скульптурой, удовлетворительно объяснить, почему он вместо этого не занялся тканьем ковров или стихосложением. История была фокусом приложения всех ее сил, и только в пределах этой дисциплины она жаждала применить свои аналитические способности.

Ей самой это казалось несколько странным. Пролт была начисто лишена страстей. Она не могла припомнить ни одного случая, даже в детстве, когда гнев заставил бы ее выйти из себя. Пытаясь представить настоящее поле боя, она чувствовала, что просто замрет на месте от страха, да так и будет стоять, пока кто-нибудь ее не зарубит.

Зато изучение войны было совсем другим делом. Война была узлом, стягивающим множество нитей, отзвуки войн не утихали столетиями – ничто так резко не воздействовало на ход истории, как они. Развитие целых цивилизаций прерывалось или кардинально изменялось. Уничтожались вековые уклады жизни. Власть внезапно переходила из одних рук в другие. Личности, которым полагалось бы уйти безвестными в небытие, выходили на первый план. И, конечно же, бесчисленное количество других людей, которые могли бы послужить человечеству, безвременно исчезали с лица земли.

В этом отчасти заключалась причина того, почему мысль о войне так завораживала ее – девушке хотелось исследовать воздействие войны на существование культуры.

Пролт изучала хроники древних конфликтов, больших и малых, войн Перешейка, Южного и Северного континентов, хотя записи о них обычно были весьма отрывочны.

Она научилась сопоставлять факты и замечать ассоциации, извлеченные из источников, которые иным из ее коллег оказывались не по зубам. Порой было нелегко проследить, как незначительные политические процессы в каком-нибудь полузабытом древнем городе приводили к серьезным военным предприятиям сто зим спустя.

Благодаря неутомимым штудиям она приобрела солидные знания в области стратегии и тактики. Какое захватывающее занятие – сопоставляя данные, видеть, как маневры и тактические уловки изобретались, усваивались противником, потом забывались – и опять восстанавливались многие годы спустя.

Да, было очень интересно выяснять, как отмершие вещи возвращаются к жизни.

Она нашла мэтра Хонниса среди статуй и подстриженных кустов во внутреннем дворе. Небо над головой было черным, звезды поблескивали, светила луна.

Пролт пробежала по дорожке, стуча сандалиями, морща нос от аромата цветов и жирной земли. Она предпочитала запах старой бумаги. Заметив мэтра Хонниса – он как раз скрывался в аллейке тщательно подстриженной зелени, – девушка трусцой помчалась ему наперерез.

Однако там, где ему полагалось быть, Пролт учителя не увидела. Она смущенно застыла, зажав карту в руке, пока что-то маленькое и твердое не чиркнуло по ее правому виску. Она вскрикнула, круто обернулась и увидела старика, сидящего на скамье посреди двора.

Потирая висок, она поспешила к нему, даже не подумав пожаловаться, что он больно задел ее, швырнув камешек. Такие мелочи для нее ничего не значили. Во всяком случае, не теперь, когда она должна была сообщить столь невероятную новость.

Размахивая картой и задыхаясь, она забормотала:

– Здесь! Вот! Нападение Фелька на Каллах, позиционные маневры, смотрите, смотрите!.. Войска сгруппированы здесь, здесь и здесь, и второе нападение, на Виндал, поглядите, как кавалерия и лучники….

– Прекратите!

Пролт осеклась. Она и сама больше не могла выдерживать столь бешеный темп. Пробежка вверх-вниз по лестницам и коридорам и без того уже вымотала ее. Она вела себя глупо, треща как ребенок. Это совсем не походило на ее обычное поведение: ведь Пролт всегда была собранной и организованной, и выражала свои мысли предельно сжато и точно!

– Сперва сформулируйте суть ваших находок. Потом изложите подробности. – Темное лицо Хонниса с привычным для него сердитым выражением поднялось к ней. Хотя Пролт была существенно выше ростом маленького и иссохшего старика, она чувствовала себя карлицей в присутствии наставника. Более того, у нее возникало странное чувство, что она с ним легко могла бы составить пару в физическом смысле.

Он ждал. Никто из многих поколений студентов, изнемогавших под суровым присмотром мэтра Хонниса, не добился ничего хорошего, заставляя его ждать – все равно по какому поводу.

Бурно, с нервной энергией реки, вскипающей перед завалом бурелома, она сформулировала свои открытия. Для этого хватило одного-единственного слова. Она выпалила его с такой силой, что по двору пошло эхо, вспугнув желтую пташку. Взлетев, птичка украсила лысую макушку наставника пятнышком помета. Это слово было:

– Дардас!

Хоннис удивленно уставился на нее. Это длилось одно непостижимое, мучительное мгновение. Потом он поднял костлявую руку и со странной интонацией обреченности сказал:

– Вот-вот. Нет, обоснования я слушать не хочу. Мне они не нужны. Я выявил те же совпадения. Его оттиск… его характер… все очень наглядно. – Он кивком указал на карту в руке Пролт.

Девушку охватило горделивое ликование. Она все сделала правильно! Нет, она ничуть не сомневалась в точности своих выкладок, но услышать подтверждение от самого мэтра Хонниса было настоящей наградой. Она постаралась скрыть радостное возбуждение.

Старик в мантии встал и зашагал по дорожке, резким жестом пригласив ее следовать за собой. Вымощенные плитками дорожки вились среди прихотливо подстриженного кустарника. Мэтр глубоко задумался, хотя большинство студентов не смогли бы отличить это состояние сосредоточенности от его обычного настроения, столь же сурового.