— Если мама сочтет вольности позволительными, синьор, то вы получите ваши поцелуи и ласки. Обещаю, — серьезно заверила Бьянка. — Ах, а вот и родители. Ждут нас.

На лицах будущих тестя и тещи отразилось столь откровенное облегчение, что Ровере едва не рассмеялся. Неужели они думали, что он набросится на их сокровище здесь же, в их собственном саду? Впрочем, если бы нечто подобное было возможно, он не упустил бы случая: уж очень лакомый кусочек оказался рядом.

— Мы чудесно провели время, — сообщил гость, едва подойдя ближе. — В ожидании свадьбы только и остается, что надеяться на радости уединенных прогулок.

Он посмотрел на Бьянку, которая неподвижно стояла рядом с матерью, улыбнулся и поклонился.

— Мне пора. Не стоит в первый же вечер злоупотреблять гостеприимством.

— Позвольте проводить вас к выходу, — предложил Джованни, и мужчины удалились, оставив мать и дочь вдвоем.

— Ты выглядишь бледнее, чем обычно, — заметила Орианна, как только хозяин и гость скрылись из виду. — Он позволил себе вольности?

— Поцеловал, — неуверенно ответила Бьянка, не желая вдаваться в детали.

— Этого следовало ожидать, — пожала плечами Орианна.

— Но ты об этом не предупреждала.

— Просто забыла о твоей неопытности, — с сожалением попыталась оправдаться синьора. — Сама я росла со старшими сестрами, и они объяснили, что означает ухаживание. А у тебя нет никого, кроме меня. Прости, что заставила испытать страх. Так о чем же вы говорили?

— О дне свадьбы.

— Надеюсь, ты предупредила, что придется ждать несколько месяцев?

— Предупредила. На это он заявил, что если придется проявить терпение, то взамен я должна позволить поцелуи и ласки. Ну а я ответила, что прежде хочу выяснить, насколько допустимо подобное поведение.

Орианна грустно вздохнула.

— Увы, дитя мое, вполне допустимо. Ровере подписал брачное соглашение, и отныне от полного обладания тобой его отделяет только церковное благословение. Тебе придется уступить.

— О! — Бьянка не знала, как относиться к ласкам, а вот поцелуи… но ничего не поделаешь. Раз считается, что они позволены, остается одно: терпеть. Может быть, со временем удастся привыкнуть, ведь сама мама, кажется, не возражает против нежностей отца.

На следующее утро Себастиано Ровере явился, чтобы проводить невесту к мессе. Едва красавица вышла из дома, как площадь огласилась радостными криками заранее собравшихся ее молодых поклонников. Однако ликование продолжалось недолго: уже в следующее мгновение на пороге показался самый влиятельный адвокат Флоренции и властно взял спутницу под руку. Вдвоем, в сопровождении синьоры Орианны, они чинно пересекли площадь и скрылись в церкви Санта-Анна Дольче.

Когда час спустя пара появилась снова, воздыхателей собралось еще больше, однако теперь все они молчали. Потом один из юношей заметил кольцо с огромным рубином, которое жених надел на палец невесте после службы, и воздух огласился приглушенным шепотом, за которым последовал звук, напоминающий протяжный стон.

Чрезвычайно довольный произведенным впечатлением, адвокат улыбнулся. Несмотря на то что будущие родственники планировали объявить о помолвке не раньше чем через несколько дней, уже к полудню вся Флоренция будет знать, что Себастиано Ровере намерен жениться на Бьянке Пьетро д’Анджело. Уже завтра молодые флорентийцы поймут, что надеяться больше не на что, и толпа рассеется. А самая красивая девственница города выйдет замуж за самого могущественного и влиятельного мужчину, что, несомненно, вполне справедливо.

От внимания Бьянки не ускользнуло глубокое разочарование на лицах молодых людей, которые вот уже несколько месяцев открыто и безыскусно выказывали ей свое восхищение. Она искренне им сочувствовала и не могла не задуматься о том, как сложилась бы ее судьба, если бы в жизнь внезапно не ворвался синьор Ровере — а точнее, если бы Марко не совершил вопиющей глупости. Ситуация складывалась фантастическая: подумать только: случайная смерть неизвестной куртизанки толкнула ее в руки человека, выходить замуж за которого отчаянно не хотелось.

Когда месса подошла к концу, адвокат проводил невесту домой, а вечером явился, чтобы вновь увлечь в интимную глубину сада.

— Вы успели поговорить с матушкой? — таким был первый вопрос; догадаться, ради чего он задан, не составило труда.

Бьянка кивнула.

— Но прошу, синьор, не торопите меня!

— Вы принадлежите мне, дорогая, — умиротворенно промурлыкал Себастиан. Остановился и повернул невесту лицом к себе. — Сейчас я вас поцелую, — предупредил серьезно, — а вы должны открыть рот и впустить мой язык.

Распоряжение испугало, но прежде чем Бьянка успела возразить, жених уже властно прижал ее к себе, так что грудь расплющилась о бархатный камзол, и требовательно провел языком по губам, призывая покориться. Не оставалось ничего иного, как послушно приоткрыть рот. Язык мгновенно проник внутрь и принялся хозяйничать, как у себя дома. От неожиданности Бьянка поперхнулась, однако Ровере и не думал ее отпускать. С каждым мгновением поцелуй становился все более дерзким, глубоким, чувственным; воздуха не хватало, но вздохнуть жених не позволял. Из последних сил Бьянка уперлась ладонями в каменную грудь и, почти теряя сознание, осела в его руках. Бессознательно несколько раз глубоко вдохнула, пришла в себя и тут же с ужасом почувствовала, что пристрастное внимание возобновилось.

Себастиан склонил голову и принялся целовать ей шею, спускаясь все ниже и ниже. Вездесущие влажные губы не прервались ни на миг, а бесстыдная рука проникла в вырез платья и освободила грудь. Долю секунды он со стоном смотрел на покоящийся на ладони безупречный шар, а потом крепко сжал губами беспомощный сосок и яростно потянул. Аромат юной кожи мгновенно опьянил и наполнил безумной страстью. Себастиан понял, что если не остановится немедленно, потеряет контроль над собой и совершит акт насилия. Но она была восхитительна. Свежая, чистая и в то же время зрелая настолько, чтобы доставить ему радость. Да, он хотел ее!

— Синьор, прошу вас, довольно! — воскликнула Бьянка, когда он переключился на второй сосок, рождая неведомые, пугающие ощущения. — Умоляю, хватит! Отпустите!

Ровере неохотно оторвался от белоснежной груди и посмотрел стеклянными, лишенными мысли глазами. Судорожно вздохнул, но все-таки исполнил просьбу и привел корсаж в порядок. Вожделение нарастало с такой неуемной силой, что, казалось, еще немного, и ткань на панталонах не выдержит напряжения. Ни одна женщина на свете, в том числе ни одна из двух жен, не приводила его в подобное состояние без помощи кнута. Неожиданная реакция на нетронутую красоту четырнадцатилетней девочки поразила и несказанно обрадовала. Поистине удивительно, особенно если принять во внимание его возраст!

— Вы неотразимая искусительница, дорогая, — признал Ровере осипшим голосом.

— Вовсе не собиралась вас соблазнять, — тихо ответила Бьянка. — Вы и впредь намерены целовать меня так… зверски? И зачем вы сосали мою грудь?