Я, должен признаться, скептически отношусь к этим впечатляющим показателям. Насколько я знаю из своих источников, дела у «Мушетт» идут совсем не так блестяще, если не сказать плачевно. Жаль, потому что она пока остается чуть ли не последней французской косметической фирмой, еще не проглоченной гигантами отрасли. Мы бы предпочли, чтобы они оставались самостоятельными: конгломераты имеют мерзкое обыкновение кучковаться в своих заповедниках. «Мушетт» следует глядеть в оба, чтобы не оказаться в чужих руках. Но пока у них рулят такие люди, как Леной и Пьер Ру, у меня на это мало надежд.

Свое последнее слово Пьер Ру припас на десерт. Я заметил, что всякая мелкая сошка любит прибегать именно к такому маневру. Во время всего обеда болтают о пустяках, про детей, про политику, а напоследок взрывают бомбу, которую держали под столом.

– А теперь я должен сказать нечто для вас важное, – объявил он. – Взгляните сюда, на экран. – Он подвел курсор к какой-то таблице. Я скосил глаза к монитору. При ярком свете ресторанного зала трудно было что-либо ясно различить. – Это, – продолжил он, указывая на первую колонку, – наша текущая реклама в корпорации «Уайсс мэгэзинз». А вот здесь, – он перевел стрелку к другой колонке, – та же самая информация касательно изданий «Инкорпорейтид».

Я понимающе кивнул. Ничего нового для меня в этом не было. Мы отслеживаем рекламу в изданиях наших конкурентов.

– А теперь я скажу нечто, что вас, должно быть, удивит, – произнес он. Самомнение этого хлыща начинало действовать мне на нервы. Наверняка его предки во времена якобинской диктатуры составляли черные списки для гильотины. – В этом году, – продолжил он, – «Мушетт» не будет распылять рекламный бюджет. Мы поступим вот так.

Он нажал на клавишу, и на экране появилась одна широкая колонка.

– Одна компания получит все, все девятьсот тысяч фунтов, отпущенных на рекламу. Победителю – все, проигравшему – ничего.

С точки зрения стратегии продажи кремов для лица глупее ничего нельзя было и придумать. Но Пьер Ру, казалось, был чрезвычайно доволен. Видимо, он почерпнул эту блестящую идею в Институте менеджмента.

– И каковы причины этого шага?

– Кооперация, – ответил он. – Нам нужен издательский дом, с которым мы готовы установить самые тесные связи. В целях прогрессивного партнерства. Вы получаете приоритет как наш рекламополучатель. В ответ мы ожидаем от вас симметричных мер.

– Что конкретно?

– Вам решать. Это может быть дополнительный объем скидок, может быть что-то другое. Увеличение рекламных текстов, эксклюзивы для новинок, да мало ли что!

– Насколько вам известно, Пьер, мы не диктуем нашим редакторам темы материалов.

Он сардонически фыркнул:

– Как я уже сказал, дело ваше. Не мне учить вас, как вести свои дела. Однако я полагаю, ваши редактора не станут артачиться, если вы доходчиво объясните им, что поставлено на карту.

– Видите ли, Пьер, я вообще не собираюсь доводить до сведения наших редакторов этот разговор. Это вопрос коммерции, а не журналистики.

Мне ужасно не нравился оборот, который приняла наша беседа. И я сердился на самого себя, что завелся. Все прекрасно знают, что между журналистикой и коммерцией нет никакой Великой Китайской стены, это чисто условная граница, но я горжусь, что у нас она все-таки существует. Мне оскорбительно было слышать, как легко Пьер рассуждал о том, что наших сотрудников можно купить оптом.

– Сколько у нас времени до этого голландского аукциона?

– Что значит «голландского аукциона»? – переспросил он. Видимо, в институте этого не проходили.

– Это старинное английское выражение, – объяснил я. – Аукцион, который происходит не по правилам: цена не повышается, а идет вниз.

– Кит, – сказал он, – вы меня огорчаете. Вы неконструктивно восприняли мое предложение. Так нельзя! Уверен, мистер Уайсс с пониманием отнесся бы к этому нововведению. Говард Тренч вел себя гораздо благоразумнее, когда я представил наш план в «Инкорпорейтид». Он очень заинтересован в том, чтобы увеличить у себя объем нашей рекламы.

Кто бы сомневался!

– Что же касается сроков, давайте встретимся в ближайшую среду в четыре часа в Париже. На авеню Монтень.

То есть через три рабочих дня?! Ублюдки!

Обед обошелся в 250 фунтов. Пусть Барни Уайсс раскошеливается.

Вот обо всем этом я и размышлял, сидя в пятницу в своем офисе на Парк-плейс в ожидании информации о продажах, которая должна была поступить в четыре часа.

Но первые сведения пришли раньше. Норман почти весь день провел на связи с распространителями, и они держали его в курсе дел. К тому же он зарядил весь свой отдел на отслеживание процесса, и его сотрудники обзванивали ключевые точки, особенно на железнодорожных станциях. В обед он позвонил мне и сообщил, что номер идет на «ура». Теперь, без четверти четыре, Норман был просто в экстазе.

Он влетел ко мне в офис со своей свитой, улыбка до ушей. Фил Бартон, менеджер по рознице, триумфально потрясал кулаками.

Норман принес цифры, которые получил по факсу.

– Просто фантастика, босс, номер разошелся почти целиком, – объявил он. – Восемьдесят девять процентов за первые шесть часов продажи. Практически весь тираж. Двести чертовых тысяч экземпляров. Мои ребята говорят, они сроду ничего подобного не видели. Вот список точек, где уже ничего не осталось: Смит на Слоун-стрит, Смит на Хай-Холброн, Смит на Кингз-кросс, Смит на Эпсом Хай-стрит…

– О'кей, Норман. Уймись. Я понял.

Сузи, которая всегда знает, что нужно делать, внесла поднос с шампанским и бокалами.

– Я пригласила Микки Райса, Кей Андерсон и Эллен Дурлахер, – сказала она. – Они сейчас подойдут. И еще несколько человек из «Светской жизни». Меган еще не вернулась из Питерсбурга. Она, наверное, где-нибудь в мотеле застряла.

Откупорили вторую бутылку, потом третью. Даже Микки Райс немножко оттаял.

– Микки, ты – виновник торжества, – заявил Норман в избытке чувств. – Когда я услыхал, что ты ставишь на обложку эту немецкую птичку, я решил, что это дохлое дело. Думал, нипочем не сработает. А как здорово вышло! Продается как по маслу. Ума не приложу почему. Я простой распространитель. А вы, ребята, творческие люди, гении. Иначе не скажешь. И это здорово! Я лично ничего завлекательного в этой Анастасии Фулгер не вижу. Я бы в каждый номер Уму Турман ставил.

От меня ждали тост. Я попросил всех поднять бокалы и провозгласил:

– За Микки! За Микки, который обеспечил «Светской жизни» четвертьмиллионный тираж!

В ответ раздался дружный рев одобрения и крики: «Молодец, Микки!»

Выдержав паузу, я добавил:

– И за Анну Грант, которой, к сожалению, нет сейчас с нами. За то, что она написала прекрасный текст про Анастасию Фулгер и предоставила нам сногсшибательную фотографию на обложку!