Однако не надо забывать о том, что Россия не была государством западного образца. И такого рода высказывания могли только раздражать администрацию президента и самого Бориса Ельцина. Неудивительно, что начальник охраны президента Коржаков начал собирать досье на Собчака.

Между тем в первой половине 90-х в Ленсовете сложился своеобразный властный тандем: Анатолий Собчак, любящий быть на виду у публики, удовлетворявший тщеславие по мере того, с кем из сильных мира сего он встречался, и — Владимир Путин, тянувший воз рутинной управленческой работы, предпочитающий быть незаметным, избегающий, видимо, в силу прежних привычек, фотографов и тележурналистов.

Что же расположило Собчака по отношению к Путину до такой степени, что он со временем передоверил ему многие свои обязанности в части содержания и развития Санкт-Петербурга? Ведь известно, что Анатолий Собчак опасался КГБ и ненавидел его. Об этом можно судить по тому, как он отозвался о Викторе Черкесове, друге Владимира Путина: «Черкесов на службе у тех, кому принадлежит власть. Речь идет о людях, для которых слова «законность» и «демократия» просто лишены смысла. Для них существуют лишь приказы, а законы и права являются для них препятствиями». И в то же время он с особой симпатией отнесся к Владимиру Путину, который не скрывал перед ним, откуда он пришел к Собчаку.

Владимир Путин, вспоминая о своей работе в Ленсовете, приводит такой эпизод: «Хочу предложить вам работу у меня, — сказал в итоге Анатолий Александрович.

— С удовольствием, — ответил я, потому что Собчак действительно вызывал у меня симпатию: он был ярким человеком, очень популярным в то время, — но не знаю, возможно ли это.

— У вас проблемы? — спросил он.

— Боюсь, что у вас из-за меня могут возникнуть проблемы, — отвечаю.

— Какие?

— Дело в том, что я не просто помощник ректора университета, а кадровый разведчик. Если это станет известно, то у вас определенно могут возникнуть проблемы.

Какие проблемы и какого характера — было тогда абсолютно понятно нам обоим. Ведь разговор происходил во время тотального отрицания всего, травли органов безопасности и его сотрудников, противоборства между союзным центром и Россией, а Собчак был ярким демократическим лидером.

Так что я ему сразу, при первой встрече, честно рассказал о том, что являюсь кадровым офицером разведки.

И реакция Анатолия Александровича меня поразила… Наступила небольшая пауза… Он посмотрел по сторонам и вдруг говорит:

— Да и хрен с ним!

А дальше продолжил:

— Знаете, если по-честному, то я даже в коридор боюсь выйти, так как не знаю, что за люди там сидят.

И именно с этого самого момента у нас и установился такой достаточно тесный контакт».

Владимир Путин с теплотой вспоминает об этом. Собчак мог повести себя иначе. Но тот факт, что он пренебрег возможными неприятностями, говорил сам за себя: только широкий по натуре человек способен на это. И Владимир Путин оценил этот акт доброй воли, поверил Собчаку, как и тот ему, и эти доверительные отношения остались навсегда в душе каждого из них.

«В первый раз, помню, — вспоминает Владимир Путин, — когда я ему об этом сказал, что, вот, вопросы еще не проработаны, а он уже уезжает, и я не знаю, что делать, Анатолий Александрович подумал-подумал, а затем взял чистые листы бумаги и просто-напросто поставил свою подпись на трех или четырех из них, отдал мне и прибавил:

— Впиши все, что считаешь нужным.

Для меня это было проявлением высшего доверия. Этим доверием я, конечно же, очень дорожил».

Собчак занимал открытую позицию в отношении своего бывшего студента: «Помню, мы с Собчаком, — продолжает Путин, — были на каком-то мероприятии и прямо на нем люди, мнением которых, как я понимаю, он дорожил, прямо начали обвинять Анатолия Александровича в том, что он окружил себя какими-то непонятными кагэбэшниками, спецслужбистами и так далее и тому подобное. Честно говоря, в тот момент мне было не очень приятно, и не из-за несправедливых обвинений, которые, безусловно, звучали в мой адрес, а потому, что я не хотел нанести Собчаку никакого ущерба. Мне было неудобно, что даже одним своим присутствием я его уже как-то подвожу. Как говорится в народе — полез со свиным рылом в калашный ряд.

Но Собчак был человеком достаточно резким, мог быть именно резким, когда того требовала ситуация, и он не стал прятаться, а встал с места и тут же прямо отреагировал:

— Во-первых, он не кагэбэшник, а мой ученик. Во-вторых, он не просто работал в КГБ, а служил именно во внешней разведке, причем служил Родине. Так что ему нечего стесняться своей работы, а мне — его».

Однако время настолько изменилось, что Путин зачастую мог только удивляться и внутренне негодовать, общаясь с людьми, приходящими в мэрию. Очень сложными были у него отношения с депутатами Ленсовета того созыва: «Прежде всего из-за того, что они лоббировали чьи-то интересы. И как-то подошел ко мне один депутат: «Знаешь, тут надо кое-кому помочь. Не мог бы ты сделать то-то и то-то». Я его раз послал, второй. А на третий он мне заявляет: «Тут нехорошие люди, враги всякие, пронюхали, что ты на самом деле сотрудник органов безопасности. Это срочно надо заблокировать. Я готов тебе в этом помочь, но и ты мне окажи услугу». Я понял, что меня в покое не оставят и будут просто-напросто шантажировать. И тогда я принял непростое для себя решение — написал рапорт об увольнении. Надоел этот наглый шантаж. Для меня это было очень тяжелое решение… Но написанный мною рапорт об увольнении где-то завис. Кто-то, видимо, никак не мог принять решение. Так что, когда начался путч, я оставался действующим офицером КГБ».

Между тем атмосфера в Советском Союзе сгущалась, все больше приближаясь к грозовой.

Пока недальновидный и нерешительный М. С. Горбачев критиковал демократов, лозунги которых, по его мнению, использовались для прикрытия далеко идущих замыслов, родившихся «в чужих научных центрах и в чужих головах», пока отстаивали свое ортодоксальные коммунисты, пока республики настороженно размышляли о предстоящем референдуме, Борис Ельцин собирался с силами, чтобы нанести еще один сокрушительный удар по системе, а точнее сказать, по ее руководителю.

19 февраля 1991 года Борис Ельцин в телеинтервью по Центральному телевидению публично открещивается от политики Михаила Горбачева. Больше того, он ратует за отставку Михаила Горбачева как президента и передачу его полномочий Совету Федерации.

Эта борьба на уровне личностных взаимоотношений напоминала борьбу двух медведей в одной берлоге. Ельцин олицетворял так называемое демократическое движение.

Горбачев же занимал странную позицию: сказать, что он в тот момент поддерживал и представлял коммунистов, уже нельзя. Скорее всего, он пытался охватить своим влиянием весь советский народ. Однако упустил из виду одно обстоятельство: нельзя было отнимать у людей одну веру, ничего не дав взамен. Лишив советский народ веры в идеалы коммунизма, он в их глазах совершил преступление, стал отступником.