Открыв дверь доильни, она просунула голову внутрь, и у нее перехватило дыхание. В белоснежные бетонные стены плескались волны солнечного света, лившегося сквозь ряд окон на высоте человеческого роста. Металлические стойки сверкали так, что больно было смотреть. Она отступила назад и поспешно закрыла дверь. Постояла, прислонившись к ней спиной. Снаружи свет был не так ослепителен, но она почувствовала, что солнце серебряной пулей ударило ей в голову и сейчас вонзится в самый мозг. В это время из-за навеса, где стояли машины, появился негр, он нес в руке желтое ведро с телячьим кормом. Он шел прямо к ней. Это был светлокожий молодой негр в поношенной гимнастерке с хозяйского плеча. Остановившись на почтительном расстоянии, он опустил ведро на землю.

— Где мистер О. Т. и мистер Ю. Т.? — спросила она.

— Масса О. Т., он в городе, а масса Ю. Т., он вон на том поле, — ответил негр, указав пальцем сначала налево, потом направо, словно определяя местоположение двух планет на небосклоне.

— Ты запомнишь, что им передать? — спросила она с сомнением в голосе.

— Не забуду, так запомню, — ответил он, насупившись.

— Тогда я лучше напишу, — сказала она. Она влезла в машину, достала из сумочки огрызок карандаша и начала писать на пустом конверте. Негр подошел ближе и встал у окна машины.

— Я — миссис Май, — пояснила она, не прерывая писания.— У меня на ферме их бык, и я хочу, чтобы его сегодня же забрали. Можешь сказать им, что я очень сердита.

— Да этот бык еще в субботу у нас пропал, — сказал негр. — С тех пор мы никто его и не видели. Мы и не знали, где он есть.

— Ну, так теперь знаете, — отрезала она. — И можешь сказать мистеру О. Т. и мистеру Ю. Т., что, если они сегодня за ним не приедут, я завтра же утром велю их папаше его пристрелить. Не буду ждать, пока он перепортит мне все стадо.

Она передала ему записку.

— Как я это дело понимаю, — сказал негр, беря конверт, — масса О. Т. и масса Ю. Т. вам только спасибо скажут. Он нам уже один грузовик разнес, не чаем, как от него избавиться.

Она запрокинула голову и посмотрела на него чуть помутневшими глазами.

— Так они ждут, что я употреблю свое время и время своего работника на то, чтобы пристрелить их быка? — возмутилась она. — Он им, видите ли, не нужен, поэтому они отпускают его на все четыре стороны и пусть другие его убивают? Он травит мои овсы и портит мое стадо, и мне же еще его и пристреливать?

— Выходит, так,— негромко ответил негр.— Он нам уже… Она метнула на него убийственный взгляд.

— Ну, что ж. Ничего удивительного. — Она поджала губы. — Просто есть такие люди. — И, сделав паузу, спросила: — А который из них хозяин, О. Т. или Ю. Т.?

Она всегда подозревала, что втайне они враждуют между собой.

— Они никогда не ссорятся, — серьезно сказал негр. — Они как один человек в двух лицах.

— Гм. Просто ты не слышал, как они ссорятся.

— И я не слышал, и никто того не слышал! — ответил он, глядя в сторону, словно перечил не ей, а еще кому-то.

— Ну да,— хмыкнула она.— Я как-никак пятнадцать лет терплю их папашу и в Гринлифах немного смыслю.

Негр посмотрел на нее, будто только что увидел.

— А не вы будете моего страховщика мать? — спросил он.

— Не знаю никакого страховщика,— резко ответила она.— Вот передашь записку да скажи на словах, если сегодня не приедут за быком, их же папаша его завтра и пристрелит,— и отъехала прочь.

До вечера она сидела дома, дожидаясь, когда приедут близнецы за своим быком. Никто не приехал. Словно она у них в работниках, негодуя, думала она. Они просто решили урвать с нее все, что возможно. За ужином она опять подробно пересказала все сыновьям, чтобы они понимали, на что способны О. Т. и Ю. Т.

— Им, видите ли, этот бык не нужен, — говорила она, — передай-ка масло, — поэтому они просто-напросто выпускают его и пусть другие думают, что с ним делать. Как вам это нравится? А страдать должна я. Мне всегда приходится страдать.

— Передай масло страдалице, — сказал Уэсли. Он был в особенно скверном настроении, потому что по пути из университета у него сел баллон.

Скофилд передал ей масло и сказал:

— Ай-яй-яй, мама, и не стыдно тебе убивать старого быка, который никому не сделал худого, только подбавил немного беспородной крови в твое стадо? Чтоб у такой мамочки и вырос такой паинька-сын, как я! Просто диво, ей-богу.

— Да ты ей не сын, — тихо сказал Уэсли.

Она откинулась на спинку стула, держа пальцы на краю стола.

— Я только знаю, что я просто молодец, раз вырос такой хороший при моем-то происхождении.

Когда они дразнили ее, то нарочно говорили, как Гринлифы. Но сквозь речь Уэсли, точно острие ножа, проблескивала его природная желчность.

— Слышь ты, я тебе кой-чего скажу, брательник, — начал он, вытянув над столом шею. — Ты б это и сам давно усек, если бы мозгой пошевелил.

— Ну, и чего ж это, брательник? — подхватил Скофилд, ухмыляясь в перекошенное узкое лицо брата своей довольной, во всю ширину щек, улыбкой.

— А то, — продолжал Уэсли, — что и ты ей не сын, и я не сын…

Он оборвал фразу, потому что она вдруг визгливо всхрапнула, словно старая лошадь, которую полоснули хлыстом, поднялась и выбежала из комнаты.

— О, черт, — прошипел Уэсли. — Ты зачем ее довел?

— Я не доводил, — огрызнулся Скофилд. — Это ты ее довел.

— Как бы не так!

— Она уже не молода и не может все переварить.

— Она может только изрыгать, а переваривать все приходится мне, — сказал Уэсли.

Добродушное лицо Скофилда безобразно исказилось, обнаружив черты сходства с братом.

— Никому тебя не жалко, дерьмо поганое! — выдохнул он и, перегнувшись через стол, схватил Уэсли за грудь.

Миссис Май из своей комнаты услышала звон разбиваемой посуды и побежала через кухню обратно в столовую. Она успела увидеть, как Скофилд выходит через другую дверь в коридор. Уэсли лежал на спине, точно огромный жук, край опрокинутого стола придавил его поперек туловища, а сверху усеяли осколки тарелок. Она сдвинула стол, ухватила Уэсли за локоть, чтобы помочь ему встать, но он кое-как сам поднялся, с неожиданной силой оттолкнул ее и бросился вон вслед за братом.

Все поплыло у нее перед глазами, но в эту минуту раздался стук у заднего крыльца, и она поспешила обратить к кухне сразу окаменевшее лицо. За проволочной сеткой, натянутой в дверях, стоял мистер Гринлиф. Вся ее энергия немедленно возвратилась к ней, словно ей нужен был только вызов дьявола, чтобы снова стать собою.

— Я слыхал, чтой-то грохнулось! — крикнул ей мистер Гринлиф. — Думал, может, штукатурка на вас обвалилась!

Был бы он ей сейчас нужен, его бы верхом не сыскать. Она прошла через кухню, вышла на крыльцо и сказала, остановившись у самой сетки: