Через пятнадцать дней мы уже были в Западном Берлине и звонили в дверь Фортнера.

Предупрежденный о нашем посещении Фортнер заявил, что готов рассказывать. Но до каких пределов? Когда у него вырвалось имя Клода Спаака, его жена бурно запротестовала и упрекнула мужа в неосторожности. Ей казалось, что упоминать о причастности к делу людей такого ранга опасно. Для нас не было ничего нового в том, что Клод Спаак, брат известного государственного деятеля Бельгии, работал с Большим шефом. Задав несколько вопросов, на которые мы охотно ответили, Фортнер решил, что мы о нем знаем достаточно и он может без обиняков рассказывать остальное, условившись тем не менее, что его настоящее имя не будет упомянуто в книге.[4]

Франц Фортнер — дилетант; он всегда им был. После Дюнкерка его отозвали из танковой части и приказали отправиться по определенному адресу в центре Гамбурга. Он входит в указанное здание и стучит в дверь, на которой висит табличка с надписью: «Служба абвера». Ему предлагают войти. Он представляется и спрашивает, в чем будет состоять его новая работа. Но разве вы не видели табличку? Да, и ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что никогда не слышали об абвере? Не так уж много! Хорошо, вы будете работать в контрразведке. Я? Но я же ничего в этом не смыслю. Вы говорите по- английски? Немного… По-французски? На том же уровне… Очень хорошо, мы вас пошлем в Брюссель.

Перед отъездом его ознакомили с документацией. Такую подготовку, конечно, нельзя сравнить с углубленным курсом обучения, пройденным Треппером в академии Красной Армии, но это все же лучше, чем ничего.

Итак, офицер контрразведки начинает охоту за подпольной сетью. Арест агента — всего лишь одно оборванное звено, а задача Фортнера — разорвать всю цепь одним ударом. Для этого надо установить слежку за обнаруженным агентом, засечь его встречи и, может быть, даже завербовать — но арестовывать его, конечно, следует только в том случае, если нельзя поступить иначе.

Фортнеру еще далеко до этого. В настоящий момент он разыскивает свою добычу в бельгийских кафе. Ему еще многому надо научиться. Ну так он научится, и ничего не поделаешь, если упущено время, если немецкие секретные службы не смогли противопоставить опытным агентам Большого шефа никого, кроме этого исполнительного дилетанта.

Фортнер изучит свое новое ремесло, но останется «типичным воякой». По-человечески это похвально. С профессиональной точки зрения — чревато провалом. У Большого шефа уже были противники поопаснее Фортнера. Жестокая польская полиция. Английские полицейские в Палестине. Агенты французской контрразведки, охотившиеся за «Фантомасом». Да, сражаться с ними было нелегко. Ну, а его собственные начальники, разве не оказались они опаснее всех прочих?

Когда Треппер, решив загадку предательства в группе «Фантомаса», садится в поезд, отправляющийся в Москву, он, вероятно, размышляет о том, что его ждет в конце пути: дом на Знаменке, где расположен Центр — штаб-квартира военной разведки, или же тюремные подвалы на Лубянке, где по воле Сталина происходит настоящая бойня? Одновременно с ним с тревогой в душе в Москву возвращаются десятки руководителей разведывательных групп; они знают, что их, быть может, убьют, и спрашивают себя: почему?..

Разделит ли Треппер их судьбу, или его возвращение связано только с тем, что он завершил свою миссию?

Неизвестно, но не это главное. Суть в том, что, вернувшись в Москву, где льются потоки крови, Треппер не сможет остаться в стороне, не попасть в мясорубку. Мы знаем, что он пользовался покровительством шефа военной разведки Яна Берзина и тот возлагал на него большие надежды; Берзин и его заместитель Александр Корин казнены. Мы знаем также, что впоследствии Треппер признавался: «Я видел, как один за другим исчезают все мои друзья, и понимал, что неизбежно придет и моя очередь. Отправка в Брюссель спасла мне жизнь».

В конце сентября 1941 года, когда в папках абвера накопилось уже немало донесений Фортнера, вновь засечен берлинский передатчик. Он работает в непредсказуемом ритме, периоды молчания чередуются с лихорадочной активностью, но на этот раз сомневаться не приходится: «пианист» находится в Берлине.

Функабвер получает категорический приказ положить конец скандалу.

«Пианист» играет роль оленя, которого травят. Но он не обладает спасительной подвижностью этого животного, ибо, как правило, ведет передачи всегда из одного и того же места. Зато, затерявшись в большом городе, он становится почти так же неуловим, как олень в густом лесу. Необходимо, чтобы собаки взяли след оленя, почувствовали его запах, услышали его крики; запахи и крики радиста—это, разумеется, волны, которые он посылает в эфир.

Жестокая охота, поскольку «травят» человека. Каждый раз, когда какой-либо из радистов Большого шефа будет садиться за передатчик, вы прочтете на его лице напряжение—ведь он чувствует погоню, страх, он чувствует, как сжимаются тиски. Радист так же не защищен, как солдат, поднявшийся из окопа под обстрелом вражеских пулеметов. Он знает, что свора напала на его след; он представляет себе грузовички, двигающиеся на малой скорости; видит мысленным взором притворно безучастных прохожих, приближающихся к дому; он уже слышит выстрелы по замочной скважине его двери. Мужество его состоит в том, чтобы не вставать с места и продолжать передачу. Это, несомненно, труднее штыковой атаки. И если я расскажу вам, что Москва, несмотря на убедительные просьбы Большого шефа, в скором времени обяжет «пианиста» РТХ каждую ночь вести передачу по пять часов кряду — безрассудный приказ, равнозначный смертному приговору, — вы поймете, что «пианист» совершал больший подвиг, чем солдат, которого оставили прикрывать отступление с приказом погибнуть, но задержать врага. Лейтенант Макаров, или Карлос Аламо, вы были способны на блестящие и возвышенные порывы, но ваши беспрерывные пятичасовые передачи восхищают нас гораздо больше, чем история с самолетом, который вы подняли в небо Испании.

В берлинской сети, структура которой, по представлению немецкой контрразведки, была четко отработана, а руководители обладали дьявольской смекалкой, царили беспорядок и путаница. Организация создавалась второпях. Как только началась война, советских дипломатов отозвали в Россию, обменяв их на персонал германского посольства в Москве. Перед отъездом они разбросали несколько зерен в немецкую землю, но наспех, через плечо, как позволили события, подталкивавшие их в спину. В сфере разведки так действовать нельзя, здесь сильнее, чем где бы то ни было, время мстит, если с ним не считаются.

Непонятны периоды молчания берлинского передатчика? Функабвер считал, что они часть плана, предусмотренного для того, чтобы затруднить обнаружение. В действительности же перерывы были вызваны неопытностью «пианиста». По ошибке он включил не в ту розетку рацию, переданную ему служащим советского посольства, и вывел ее из строя. Когда же передатчик починили, «пианист» запутался в лабиринте инструкций, которые на него посыпались. Эти указания, чрезвычайно полезные для виртуоза, оказались не по плечу дебютанту.