Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А зачем с директором? — спросил Гена. Теперь он смотрел на меня не как на своего ровесника, а как на взрослого. Чувствовалось, что он удерживается от того, чтобы обращаться ко мне на «вы».
— Очень просто, Геныч. Если она согласится с нами работать, то это нужно будет как-то оформлять, а тут уж без администрации не обойтись. Но загадывать не будем, сейчас разбегаемся по домам, собираемся завтра к девяти часам. Я завтра представлю вам ещё несколько песен, будем репетировать.
Дома, после обеда, я приступил к обучению Ленуськи основам кройки.
— Начнём с простого. Для начала мы сконструируем и сошьём бейсболки для тебя и меня. Тащи, Ленуська, метр, будем мерять окружность твоей и моей голов.
К вечеру Ленуська уже щеголяла в бейсболке собственного производства. Разумеется, она не утерпела, и помчалась хвастаться к Гене, а с ним и с Фаей отправились в кино. А после кино все трое, под моим руководством, выстраивали выкройки джинсов. Провозились бы до полуночи, а то и до утра, но мать разогнала Гену и Фаю по домам, а меня и Ленуську спать.
ПГТ Троебратский, 7.40 утра
Опять тянули, и опять за ногу.
— Ленуська, мелкая вредная зверушка! — не открывая глаз, бурчу я — Отстань, я ещё сплю.
— Юра, вставай, там к тебе пришли! — Ленуська была крайне серьёзна.
Я сел на диван и потер лицо ладонями.
— Что случилось, Ленуська?
— Юра, там Пешков Алексей Максимович пришел, тебя спрашивает.
— КТО? ГОРЬКИЙ?
— Какой Горький?
— Алексей Максимович…
— Дурак ты! Забыл, что ли, это отец Гриши Пешкова, про которого ты песню сочинил.
— А, — я сразу вспомнил украденную песню «Галина», и понял. — Ну, давай я оденусь, нехорошо взрослого человека задерживать.
Быстренько натянул штаны, накинул рубашку и вслед за Ленуськой выскочил за ворота. На скамейке нас ожидал крепкий мужик лет пятидесяти в выходном костюме, при орденах и медалях. Даже галстук был повязан, правда, не слишком умело, да и сидел он кривовато, но видно было, что мужик одевался тщательно, как на парад.
— Здравствуйте, Алексей Максимович!
— Здравствуй, Юра. Я ведь зачем пришел, услышал, что ты про Гришку моего песню сочинил.
Мне стало нестерпимо стыдно. Я-то спер песню безо всякой задней мысли — просто потому, что песня хорошая, а ситуация в ней описана самая жизненная. Кто же мог предположить, что песня так попадёт в точку? Но отпираться глупо, да и человек может обидеться.
— Ну, — нейтрально отвечаю — в общих чертах…
— Юра, а спой мне эту песню? Я и аккордеон принёс для этого. — и Алексей Максимович поставил на лавку футляр с аккордеоном, до того прикрытый плащом.
— Ленуська, ты с аккордеоном разберёшься?
— Извините, Алексей Максимович, я лучше на своём баяне. Понимаете, лучше играть на знакомом инструменте.
— Понимаю, конечно. Даже простую стамеску надо в руках подержать, допрежь к работе приступать.
Я быстренько принёс баян, и устроившись на скамейке, Ленуська заиграла. Я запел:
Ходил по свету, колесил я много лет
А счастья так и не нашел…
Алексей Максимович слушал, задумчиво покачивая головой.
— Юра, — сказал он, когда песня закончилась — спасибо. И, правда, песня про Гришку и Галочку. А я должен тебя наградить.
— За что? — я был действительно поражён.
— По-твоему, может и не за что, а, по-моему, есть. Тут такое дело: вчера с утра пришли ко мне на двор Кривенчиха с Палной, да не просто так, а с тачанкой, а в тачанке два куста калины. Разбудили они Гришку, и чуть не за руку повели к Галочке мириться. Мол, если такая песня про них сложена, то пусть всё счастливо кончится.
— И что?
— Ну что? Бабы ведь не успокоились, пока не заставили Гришку с Галочкой помириться, да своими руками ту калину в палисаднике посадить. А потом пошли мои детки в ЗАГС, заявление подавать.
— Как романтично! — всхлипнула Ленуська.
— Наверное. — кивнул Алексей Максимович — Я-то таких слов не знаю, потому как простой мужик. Хорошо получилось. Через две недели будем свадьбу справлять.
— Поздравляем!
— Вот я пошел по народу, приглашать на свадьбу, а первым зашел к вам. Батьку и матушку ваших я отдельно приглашу, всё одно, по дороге, а вас сейчас приглашаю.
— Извините, но нам, вроде бы, не по возрасту — возражаю я.
— Молод ты ишшо, понимать в каком возрасте человек взрослым становится. — усмехнулся Алексей Максимович — Помню, на войне ребята в десять-двенадцать мужиками становились. А вы с родителями обязательно приходите. Я вас, детушки, на первый стол, впереди многих взрослых и начальных посажу. Потому как заслужили. А если ещё споёте на свадьбе — благодарен буду без меры. Но это если сами захотите.
— Спасибо за приглашение.
— И примите от меня, Галочки и Гриши подарок. Инструмент непростой — я его с фронта привёз, мне его немецкие коммунисты подарили, когда мы их в феврале сорок пятого, из поезда смерти освободили.
— Что Вы, Алексей Максимович, мы не можем принять такой дорогой подарок! — воскликнула Ленуська — Он же столько денег стоит!
— Подарок дорогой. — обстоятельно пояснил Алексей Максимович — Потому что от души. Вот как мне подарили, так и я вам. Сам я играть уже не могу, потому как суставы на пальцах стали распухать, а вам пригодится, с такими-то песнями. А деньги я вам и не предлагаю, нет. Певцу нужен инструмент, вот вы его и получите. Договорились? И родителей я предупрежу.
Он открыл футляр, Weltmeister Sibylla Brand засверкал на солнце зеленым перламутром облицовки, и Ленуська как сомнамбула дрожащими руками потянулась к аккордеону:
— Боже, какой прекрасный инструмент! «Вельтмейстер»!!!
— Я как погляжу, хозяйка для инструмента нашлась. — улыбнулся Алексей Максимович — Ну, доброго дня вам, ребята, и ещё раз спасибо.
В актовом зале чудо как хорошо: верхние форточки были открыты, и ветер гулял под потолком. Бесшабашные воробьи запрыгивали в форточки, прыгали на нешироком прилавке раздаточного окна, что на противоположной стене от сцены, и быстро вылетали обратно: что им делать в пустом зале? Вот когда заработает буфет, и появятся неизбежные крошки… А пока рано. Впрочем, на воробьёв люди, находящиеся в зале, не обращали ни малейшего внимания. Я представил песни «Дождь», «Обручальное кольцо», «Прекрасное далёко» и «Дальние