– Не все. Во всяком случае, я – нет. Но никому не рассказывай. Подумают, что со мной что-то не так.

– Да кому мне рассказывать? Я же никого не знаю. И потом, это просто чудесно, что я буду твоей первой девушкой – в этом смысле. – Она теснее прижалась к нему. – Расскажи мне об этом, – попросила она.

И Карл, качаясь вместе с Анни и поглаживая ее, рассказал все, что знал о половом акте. А пока он говорил, она заснула в его объятиях.

Глядя на ее дешевую ночнушку, на которой еще сохранились фабричные складки, он думал о том, с какими надеждами и мечтами она выбирала эту свадебную сорочку. Она все еще сжимала в руке свою новенькую зубную щетку. Когда Карл попытался ее забрать, Анни крепче сжала во сне кулачок. Ее волосы растрепались, под глазами были черные круги. Кожа век была такой тонкой, что они казались прозрачными.

Страсть сменилась всепоглощающей нежностью. Анни такая сильная, подумал он, но при этом такая неуверенная в себе. И все равно она стоит на земле обеими ногами. Глубоко в душе она в себя верит, но ее одолевают страхи и сомнения. Она такая беспомощная… беспомощная…

Он тоже погружался в сон. Однако перед тем, как он заснул, откуда-то пришла холодная, четкая мысль. Позже он не мог вспомнить, действительно ли так подумал или это ему приснилось.

«Беспомощная? – с сомнением подумал он. – Да эта девушка могла бы сразиться с бензопилой!»

Через час-другой он проснулся, потому что кто-то тянул его за руки. Анни пыталась поднять его с качалки.

– Проснись, Карл, – сказала она, – и ложись в постель, как примерный мальчик.

Он увидел ее как бы в тумане. Анни приняла ванну, расчесала волосы, заплела две косички и завязала белые бантики. Она сняла халат и стояла перед ним в прозрачной ночнушке. От нее пахло тальком.

Анни подняла его на ноги. Карла покачивало со сна. Обхватив его руками, она кряхтела, делая вид, будто пытается приподнять его с пола.

– Я что, должна тебя нести? – осведомилась она.

– Я уже проснулся и пойду сам.

Анни была босиком. Встав на цыпочки, она покрыла все его лицо быстрыми поцелуями.

– Поторопись! – прошептала она.

Он снял пижамную курточку и направился к платяному шкафу, чтобы повесить ее. Из глубины шкафа он спросил:

– Если я погашу свет, ты снимешь ночнушку, любимая?

– Уже сняла, – ответила она.

Карлу не нужно было разносить газеты в воскресенье, но он должен был работать в закусочной. Когда он вернулся домой в десять, Анни спала. Он наклонился и поцеловал ее. Она резко проснулась с криком «Мама!».

– Боже мой, Анни! – испуганно воскликнул Карл.

– О, это ты! – сказала она с облегчением, окончательно проснувшись.

– А ты ожидала увидеть арабского шейха?

– Я забыла, что я здесь. Подумала, что я в своей постели дома.

Карл принес ей завтрак: кофе в маленькой стеклянной банке с завинчивающейся крышкой и сладкую булочку. Он уговорил ее есть в постели. Она сказала, что чувствует себя богатой женщиной: ей подают завтрак в постель! Дома, сказала она, мама не разрешала ей есть в постели. Говорила, что от этого заведутся клопы.

– А моя мама настаивала, чтобы я завтракал в постели, – сказал Карл. – Чтобы я мог понежиться несколько лишних минут. И я этого терпеть не мог! – сказал он.

– Она избаловала тебя. Не жди того же от меня.

Он повесил пальто и, насвистывая «Когда моя малышка мне улыбается», распустил узел галстука и вытащил рубашку из брюк. Анни закончила завтрак и хотела встать с постели.

– О нет, не вставайте, миссис Браун!

Ему нужно было подняться в одиннадцать, чтобы успеть на следующую смену: начинался ланч. Он хотел, чтобы Анни дождалась его в постели. Она отказалась, но обещала снова улечься, когда он вернется.

Анни приняла ванну, оделась, причесалась, застелила постель, навела порядок в комнате. Больше ей нечего было делать. Она перебрала книги в книжном шкафу, но там были только словарь и потрепанные томики «Комментариев» Блэкстона[7]. Прочитав страницу, она нашла, что это скучно. И прониклась большим уважением к Карлу: ведь он не только читал такие книги, но и понимал.

Она томилась от безделья и так обрадовалась, когда Карл пришел домой, что бросилась ему на шею.

– Мы проиграли! – трагическим тоном сообщил он.

– Что проиграли?

– Матч. Вчера.

– Ах, это!

– «Ах, это!» говорит она, а между тем я поставил двадцать пять центов на то, что мы выиграем.

– Так тебе и надо. Нечего играть в азартные игры!

Карл принес сэндвич и бутылку молока для Анни, а также воскресные газеты. У него был усталый вид, и она помогла ему снять пальто. Вешая пальто в шкаф, она почувствовала запах жира, впитавшийся в твидовую ткань. Анни откусила кусочек сэндвича и, сказав, что он вкусный, положила на стол. Затем она подошла к кровати и, сняв покрывало, скинула туфли.

– Анни, дорогая, сначала съешь ланч, пока я просматриваю спортивную страницу. – Он сидел в качалке, и его руки упали на неразвернутую газету.

Она покончила с сэндвичем и молоком, а Карл так еще и не взглянул на газету.

– Ты не собираешься читать о матче, Карл?

– Через минуту.

– У тебя такой усталый вид.

– Выдался хлопотливый уик-энд, – пояснил он.

Анни села у его ног.

– Дай-ка я сниму с тебя туфли, дорогой. – У Карла потеплело на сердце: от нее так редко можно было услышать ласковое слово.

Она сняла с Карла туфли и носки. Ей показалось, что у него горячие ноги, и она подула на них, чтобы охладить. Он посмотрел на нее сверху.

– Я люблю тебя, Анни, – тихо сказал он.

В ответ она обхватила его ноги и прижалась к ним щекой. Это была минута покоя – нежности – полного слияния.

Они не стали читать газету. Это был последний день их медового месяца, и им нужно было так много сказать друг другу. Они редко будут видеться в течение недели: ему нужно разносить газеты и работать в закусочной, а еще у него занятия и библиотека юридического факультета в промежутках между занятиями. Придется уходить в шесть утра, а возвращаться в восемь вечера. А дома он должен будет заниматься до десяти часов.

– Так что ты будешь редко меня видеть, – сказал Карл.

– Но я буду знать, что ты где-то есть.