– А ты кто, дипломат-жонглёр? – перебил Хохмач.

– Я воин. Лучник. Был послан в Середневековье на состязания по стрельбе из лука. Возвращался домой, тут вы меня и сцапали.

– Ну, давай, показывай своё искусство, а то сейчас прибежит Марго и придётся тебя вздёрнуть, – сказал старик.

И Метьер стрелял. И стоя, и лёжа, и с открытыми глазами, и с завязанными, и даже в прыжке с дерева с кульбитом в воздухе! Стрелы были ужасные, самодельные – крестьянские, но он неизменно попадал в предложенную цель. Разбойники только восторженно цокали и похлопывали его по плечу. Вообще, видя такую лихость, они как-то разволновались, и принесли вина и закуску, а когда он сбил с завязанными глазами яблоко с головы охмелевшего-осмелевшего Хохмача, стали и его поить вином, и наперегонки подставлять головы, чтоб он чего-нибудь с них сбил, и, как видно, совсем позабыли его вешать. Из хижины вышла рассвирепевшая Марго.

– Бург умирает, а вы развеселились! – прошипела она гневно. – А ну, вешайте его! Я хочу посмотреть, будет ли его труп стрелять так же метко!

– Подождём до захода солнца, Маргоша, пусть ещё постреляет, – ласково попросил еле державшийся на ногах разбойник, по кличке Лысый.

– Нет! Хочу, чтоб он сдох раньше моего славного муженька.

– Ладно, вешайте, где там верёвка? – вяло махнул рукою старик, хотя за полминуты до этого обнимал Метьера и признавался, что не знает стрелка лучше.

– Прости, брат, – сказал он, смачно отхлебнув из бутыли, когда разбойники связали Колобриолю руки за спину и поставив на табурет, накинули на шею петлю. – Хоть и жалко лишать жизни лучшего стрелка на свете, а ничего, как видно, не поделаешь!

– Как лучшего стрелка? – возмутилась Марго. – А наш славный защитник всех бедняков, Робин Гуд?

– Да, да, – загудели все. – Как же мы забыли, а наш славный Робин Гуд?

– Я победил Робина Гуда, – тихо, скромно, но внятно, чтоб его слышали, сказал стоявший с петлёй на шее Метьер.

– Что, что ты сказал?! – взвился Лысый.

– Сказал, что Робин Гуд признал, что я стреляю лучше.

– Ты ври, да знай меру! – сказал разбойник Лохматый.

– Стреляешь ты здорово, но против Робина ты сопля зелёная! – выпалил Малыш, жирный коротышка с выпученными глазами и тоненькими ножками рахитика и тоненьким же голоском. Разбойники захохотали.

– Пусть я сопля, – смиренно сказал Метьер, – но я видел Робина Гуда и победил его, а кто-нибудь из вас его видел?

Все заткнулись. Лишь рыжий таратор Хохмач громко выкрикнул:

– Я! – и когда все на него с изумлением уставились, добавил: – Не видел! – и захохотал, довольный. Но никто его не поддержал.

– Учум же видел, – сказал всё помнивший, но редко говоривший Молчун, и показал на старика. – Что же ты молчишь, Учум?

– Видел ли я Гуда, не видел ли, что хвастать. – Учум сидел в кресле, в руке у него был обломок стрелы, вытащенной из глаза Бурга. – Но стрела эта его, Робина. На ней три насечки ножом. Он так помечает свои стрелы. И мне любопытно было бы узнать, как эта стрела попала к нему, – он указал на Метьера.

– Очень просто: я был на состязаниях по стрельбе, и мой д р у г Робин Гуд – произнёс он, слегка надавив на слово «друг», – подарил мне колчан со своими стрелами. Половина была с ядом. Я не виноват, что вашему мужу досталась стрела из этой половины, – вежливо обратился он к Марго, – но я не нападал, я оборонялся.

– А что ты врал, что ты Робина Гуда победил? – рявкнул Лысый.

– Я не врал, у меня даже победная грамота есть в суме. Только вот сама сума, не знаю, где, – улыбнулся Метьер складности сказанного.

– Сума в хижине, как положено, ведь добычу ещё не делили, – сказала Марго. Привести казнь в исполнение ей мешала невозмутимость и храбрость маленького белокурого человечка, стоявшего в петле. Она любила храбрых и всё неординарное. – А ну, принеси, – нетерпеливо крикнула она Хохмачу. – Живо! И посмотри, как там Бург. А вы снимите пока с него верёвку, покалякаем. – Марго явно начинал нравиться симпатичный недоросток. Разбойники с радостью подчинились атаманше и скинули петлю, хотели развязать и руки, но она не велела. Метьер, беспечно насвистывая, уселся на табурет и положил ногу на ногу.

– Послушай, – подсел к нему на корточках Лысый, – а какой он из себя, славный парень Робин?

– Да уж не такой как ты, лысун, – заметил Лохматый. – Волос-то у него, небось, целая грива.

– Должно быть, он стройный и высокий, – завистливо пропищал рахитик Малыш.

Робин Гуд был маленьким, кривоногим, с толстыми губами и задранным носиком задирой, и если б не его справедливые друзья, никогда бы не признал поражения, но Метьеру не хотелось их разочаровывать, это могло быть и опасно.

– А разве Учум не рассказывал вам о нём? – спросил он вместо ответа. Старик сверкнул глазами, и Метьер понял, что зря задал этот вопрос. И тут, к счастью, подбежал Хохмач.

– Бург ещё дышит, а это, – он потряс сумой, – я вырвал у него из-под наковальни, – он постучал себя по голове, ожидая смеха. Он был глуповат.

Марго строго посмотрела на него, и он скоренько отдал ей потрёпанную дорожную суму.

– Вот-вот, там грамота, такая, с печатью, – сказал, оживившись, Колобриоль. – Там всё, всё написано.

Пергамент с печатью и буковками заходил по рукам. Загвоздка заключалась в том, что никто из разбойников читать не умел. Пергамент взял в руки Учум и уставился в него. Он очень боялся, что Метьер разоблачит его перед всеми во лжи: ведь он никогда не видел Робина Гуда, а про стрелы ему рассказывали.

– Да что тут читать, ерунду всякую, – вскричал он, – закорюки непотребные. – Вешать его, этот наглец нашего главаря убил, и твоего любимого мужа! – напомнил он Марго, и, выхватив нож, хотел порезать грамоту в клочья, как тонкая но цепкая рука высунулась из-за дерева, облокотившись на которое сидел в своём кресле Учум, и вырвала у него пергамент. Это была рука принца Алекса, и он вышел на поляну.

– Принц! – всплеснул руками Лысый, – принц Гистрион, а тебя что, не сторожат?

Никто не хотел оставаться в хижине, когда тут так интересно, и Алекс развязал верёвку и даже нашёл в уголке отобранный у него Бургом «глазной камень», без которого несколько страдал.

– Я умею читать, – сказал он громко, – и сейчас вам всё прочту. – И он приставил к глазам выпуклую сферу. Для убедительности, потому что читать он мог и без неё. Он глянул в грамоту и увидел там знакомые буквы, которые складывались в неизвестные ему слова. Ведь в Середневековье было много разных наречий, а алфавиты похожи. Он посмотрел на Марго.

– Ну читай уж, цыплёнок, – разрешила она.

– Иборури ибоири, – честно прочитал Метьер, и, подумав, перевёл: – Это значит «Победившему от побеждённого». Это крупно. А дальше помельче. – И он навёл камень, как бы усиленно вглядываясь в текст. – «Это грамота дана лучнику из Деваки Метьеру Кораблетролю, – тут Метьер хихикнул. – Да, Кораблетролю, как знак его победы над самим мною, Робином Гудом, – сочинял на ходу Алекс. – Теперь не я, а он лучший стрелок мира». – Он было закончил, но спохватился. – «Грамота эта также оберегательная. Метьер имеет право безпрепятственно ходить и ездить по всему Середневековью, а захочет – и поселиться в нём навсегда. А кто с этим поспорит, будет имеет дело с нами, Вольными стрелками Робина Гуда. А кто ранит его, или на своё несчастье, убьёт, тому мы обещаем мучительную смерть в трёх поколениях с конфискацией всего имущества!» Подпись: Р.Г. и печать – герб с тремя перекрещенными стрелами.