Как известно, Советский Союз еще в двадцатые годы в одностороннем порядке объявил суверенитет над всем сектором от крайних точек своего северного побережья до Северного полюса. Но соседи были с этим не согласны и все более активно оспаривали наши права. Короче говоря, надо было держать ухо востро и внимательно следить за эволюцией подхода западников к арктическим проблемам. Передо мной была поставлена нелегкая задача по проникновению в круги, обладающие информацией, важной для обеспечения советских интересов.

В первые месяцы командировки я проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что лучше всего действовать через Королевское географическое общество, Royal Geographical Society – RGS. Но как попасть в этот элитный, полностью закрытый для посторонних британский клуб, патроном которого является двоюродный брат королевы принц Кентский, а почетным председателем – сын легендарного исследователя Антарктики лорд Шэклтон?

Под предлогом газетного интервью я съездил в Кембридж, к известному профессору-полярнику Теренсу Армстронгу. Тот сказал, что для принятия в действительные члены RGS требуются рекомендации не менее двух ученых-полярников с мировым именем. Он лично не сможет дать мне таковую, если я не заручусь поддержкой кого-то еще, хорошо ему знакомого.

Тогда я вспомнил, как отец рассказывал о своей давнишней дружбе в Ленинграде с полярным исследователем академиком Трешниковым, и попросил его познакомить нас во время моей командировки на родину. Добродушный академик, возглавлявший в ту пору ленинградский Институт Арктики и Антарктики, страшно обрадовался весточке от Теренса, старого знакомца и уважаемого оппонента по научным спорам. Он тут же снабдил меня рекомендательным письмом и вдобавок попросил передать Армстронгу здоровенную пачку институтских научных изданий, только что вышедших в свет. Трешников пояснил, что по межбиблиотечному обмену Теренс увидит их никак не ранее чем через полгода. Пачка была настолько внушительного веса, что для ее провоза в аэрофлотовском багаже требовалось почти полностью отказаться от любого другого груза, но я без колебаний согласился, понимал, что эта жертва открывает мне двери в Королевское географическое общество.

И снова Кембридж. Профессор Армстронг чуть не прыгал от восторга вокруг книг, привезенных мною, и сразу же сел писать мне рекомендацию. Не прошло и месяца, как я получил свидетельство действительного члена RGS. На церемонии вручения мне стало известно, что за весь послереволюционный период такой чести были удостоены всего два советских гражданина – какой-то академик из Института географии АН СССР и профессор из Института востоковедения. Третий – я.

Положив в карман членский билет RGS, я отправился в святая святых мировой географической науки. Со стен старинного краснокирпичного особнячка, расположенного в центре Лондона на стыке двух самых известных парков – Гайд-парка и Кенсингтон-гарденз, смотрели портреты Ливингстона, Шэклтона, Амундсена, Пржевальского и даже князя Кропоткина. Никогда раньше не знал, что знаменитый теоретик анархизма был еще и великим географом! Учтиво улыбались служители общества, попадающиеся мне навстречу.

Среди них отставной бригадный генерал с типичными колониальными усами щеточкой, который, как мне рассказали, являлся хранителем уникальной коллекции карт. Позже я узнал, что наш Генштаб вполне мог бы наградить орденом ее добытчика.

В совершенно безлюдной библиотеке я затребовал кипу фолиантов по Фолклендам, уселся в самом углу за колонной, принялся изучать и конспектировать их. Через пару часов библиотекарша ушла на обед, посадив вместо себя молоденькую девушку.

Немного времени спустя в тишине заскрипела дверь, и я услышал шепот бригадного генерала, обращающегося к временной библиотекарше:

– Слушай, Кэтрин, если здесь появится наш новый русский член по имени Максим и будет спрашивать литературу про Фолкленды, обязательно сообщи мне названия всех книг, которые ему выдашь, ладно?

Я сидел, вжавшись от волнения в стенку. Ведь ни бригадир, ни эта барышня меня за колонной не заметили. Что делать? Буду ждать прихода постоянной библиотекарши. Авось пронесет. Примерно через час она появилась. На мое счастье, смена караула произошла так быстро, что девушка забыла передать ей указание бригадира. Ретироваться мне удалось без проблем. Я стремглав помчался в посольство, чтобы поскорее проинформировать Москву обо всем том, что почерпнул из умных и пыльных фолиантов.

А почерпнул я, пребывая в засаде, массу полезной информации об истории открытия и освоения архипелага, местном населении, ландшафте, климате и даже о поголовье крупного и мелкого скота. Многие ли, к примеру, знают, что Фолкленды – чемпион мира по овцеводству? На 3 тысячи фолклендцев приходится почти полмиллиона овец, порядка 350 ходячих шерстяных мешков на каждого обитателя архипелага. Судя по высоким оценкам центра, информация эта пришлась весьма кстати. «Теперь ясно, что все дело в тамошних баранах», – сказал мне друг в личном письме из Ясенева.

Однако по иронии судьбы Москва никак не отреагировала именно на то, что, как показало будущее, было самым цепным. В библиотеке Королевского географического общества мне удалось вычитать, что уже тогда, в начале восьмидесятых годов прошлого века британские ученые предполагали наличие на шельфе Фолклендских островов огромных нефтяных месторождений. Спустя три десятка лет средства массовой информации время от времени сообщают об успехах буровиков крупнейших международных компаний, вплотную занявшихся освоением фолклендского шельфа. Так вот, оказывается, где собака зарыта! А мы-то недоумевали, на кой ляд Тэтчер направила в Южную Атлантику мощный военно-морской кулак. Оказалось, вовсе не для защиты интересов местных овцеводов!

«Есть остров на том океане…»

Британская армада неумолимо приближалась к Южной Атлантике. Пресса пестрела сводками, составленными официал иными представителями Министерства обороны, сейчас их назвали бы пиаровцами. В СМИ циркулировал миллион разнообразнейших интерпретаций и домыслов относительно того, что же в действительности происходило на другом конце земли.

Вместе с другом и коллегой Юрием Кобахидзе мы отправились на ужин к знакомому западногерманскому журналисту Аристиду Хюбриху по кличке Бад, здоровенному и на редкость харизматичному персонажу, как две капли воды похожему на известного в ту пору баварского политика Франца-Йозефа Штрауса.

Бад обосновался в фешенебельном предместье Лондона. Он любил красивую жизнь, окружил себя весьма небедными людьми. Некоторых из своих знакомцев Бад тоже пригласил в тот вечер на ужин. Все они выглядели в высшей степени почтенно. Важные, самодовольные физиономии, добротные костюмы, жены в дорогих украшениях.

Единственное исключение составлял сосед Бада, маленький плюгавый старикашка в скучном и достаточно поношенном костюмчике серого мышиного цвета. Держался он неприметно, скромно, словно стеснялся присоединиться к обшей беседе.

А разговор за столом, естественно, вращался вокруг фолклендской кампании. Гости оживленно обсуждали только что распространенную военными пиаровцами новость о том, что экспедиционный флот пришвартовался для кратковременного отдыха у берегов острова Святой Елены, где англичане держали Наполеона до самой его смерти.