– Просто один раз я сказал ему, что не пойду в кабинет. Он тут же впал в ярость и потащил меня, а я автоматически ответил… Завязалась драка. Он, наверное, убил бы меня, но, к счастью, вмешалась мама. Тогда отец сказал: «Воспитывай теперь его сама», и ушел, хлопнув дверью.

– А мама до этого знала, что он тебя бил?

– Нет. Отен всегда говорил: «Будь мужчиной. Виноват – неси наказание с достоинством».

Чем больше я слушала, тем меньше понимала.

– И что, мама ничего не замечала? Не догадывалась?

Антон задумался.

– Думаю, догадывалась… В детстве он несколько раз бил меня при ней. И когда мне было лет семь-восемь, он ударил меня по липу так, что из носа потекла кровь. У родителей произошел серьезный спор. У нас дома никто никогда не кричит – мы же приличная семья. – Антон криво усмехнулся. – Но я слышал, как мама сказала, что забирает меня и уходит к родителям. После этого отен некоторое время держался, а потом стал водить меня в кабинет для «мужских разговоров».

– Но почему ты ничего не рассказывал маме?

– Потому что я ее очень люблю, – спокойно ответил Антон. И его лицо в этот момент изменилось, стало нежнее.

Наша третья встреча состоялась через неделю. Антон начал с того, что у него появились идеи о важном направлении в своей жизни. Он рассказал, что когда-то, не поступив в первый раз, хотел поехать «бременским музыкантом» в Европу. Его друг собрал небольшой коллектив, и на микроавтобусе молодые люди колесили по разным курортным местам Старого Света. Антону требовалась виза, однако отец запретил бабушкам и маме давать ему деньги и сказал: «Ты должен их заработать. Сам».

И родитель устроил Антона к своему другу барменом. Антон проработал месяц и в итоге получил на руки около $50… На чаевые он купил себе гитару, думая, что для поездки будет достаточно его основного заработка. Когда парень обратился к отцу, тот сказал: «А что же ты думал? Это бизнес, мальчик. О зарплате надо договариваться заранее». И опять отказал в поддержке.

Когда Антон говорил об этом, у него на глазах впервые навернулись слезы.

Я спросила: почему эта ситуация задела его больше, чем даже регулярные избиения отцом?

– Потому что там он не мог сдержаться. А здесь мне нужна была его помощь. Он манипулировал мной, и я из-за этого не мог уехать с друзьями. Моя жизнь могла быть другой, но родитель преподал мне урок: ты – никто, ты ничего не можешь, даже договориться… Я подумывал о самоубийстве.

– А родные не замечали этого?

– Родитель – нет. Было ощущение, что я для него не существую. А мама… мама видела и чувствовала. Она меня и вытянула. Каждый вечер укладывала сестру спать и приходила ко мне. Говорила до полуночи, гладила по голове, рассказывала смешные истории. Ей тяжело пришлось: сестре был около трех лет. Я месяца три-четыре приходил в себя…

– А как думаешь, что тебя так сильно подкосило? – поинтересовалась я.

– Похоже, мысль о том, что я не нужен своему отцу. Не оправдал его ожиданий. И он меня не считает человеком – так, мальчишка…

В этот момент я подумала о том, что даже самые жестокие, самые нездоровые, самые эгоистичные родители почему-то вызывают в детях одно-единственное желание: чтобы их любили…

На четвертую встречу Антон опоздал на 10 минут. Запыхавшийся, он вошел и с порога стал рассказывать: он был на собеседовании. Ребята создают бойз-бенд – музыкальную группу из одних парней – и его, кажется, возьмут. Он весь светился, и было очень мило наблюдать за ним – таким радостным двадцатилетним мальчишкой, а не человеком за семьдесят, каким он иногда казался.

А потом я наконец решила задать вопрос, который интересовал меня с самого начала: что Антон хочет сказать своей одеждой? Это было уместно, потому что ранее я поинтересовалась, как его восприняли на собеседовании.

Антон задумался и снова улыбнулся.

– Мне раз сто задавали вопрос о моей одежде, но в такой вариации – никогда.

– Я просто заметила, что ты все время ходишь в этой куртке… жилетке… даже не знаю, как назвать…

– Это типа хаори, верхняя одежда самурая… Конечно, это просто кожа с меховой подкладкой – подруга сшила, она на дизайнера одежды учится.

– И тебе тепло в ней в минус двадцать? – не удержалась я от любопытства.

– Да, там же мех. Норка.

Я удивилась. Зная, что отец контролирует финансы и во многом отказывает сыну из принципа, я не понимала, как он дал деньги на такое дорогостоящее и странно выглядящее удовольствие.

Антон, будто прочитав мои мысли, ответил:

– Мех дала мама. После рождения сестры она поправилась, и родитель купил ей новую норковую шубу. Вот она и подарила мне старый полушубок, узнав, что я мечтаю пошить себе хаори. Мама у меня просто фантастическая, – добавил он, и его глаза засияли.

И тут я осознала главное: мать – образ мира, отец – способ действия… Проблемы выбора, поиска пути – это проблемы, связанные с отцом – человеком, который все и за всех решает, который не дает сыну возможности расти и теперь вынужден наблюдать за ним, не будучи в состоянии что-то изменить. Все, что ему остается, – контролировать финансовые потоки.

А девушки у Антона нет, потому что есть фантастическая мама. Любимая, идеализированная, чувствительная, при этом много лет не замечавшая, что муж издевается над сыном.

– Как ты думаешь, может быть, то, что ты носишь мех, подаренный матерью, так близко к своему телу, имеет для тебя какое-то особое значение?

– Сейчас вы будете мне рассказывать об эдиповом комплексе, – сказал он, улыбаясь.

Я не стала отрицать:

– Да, у меня есть предположение, что сложности с поиском девушки связаны с тем, что ты не хочешь предавать маму. Она столько для тебя сделала, и ты правда ее очень любишь…

Антон пристально, как бы что-то взвешивая, посмотрел мне в глаза.

– Да, я люблю маму. Но это не связано с тем, что у меня нет девушки, – сказал он как-то очень отстраненно и серьезно.

– Тогда в чем причина? Как ты сам себе это объясняешь?

В этот момент прозвенел будильник – наше время закончилось. Антон как будто с радостью воспринял конец сессии, быстро вскочил, обулся и, попрощавшись, вышел.

Следующий сеанс был последним из тех пяти, на которые мы договорились.

Антон пришел вовремя и был каким-то грустным. Я напомнила, что это наша пятая встреча, и предложила в конце решить: продолжать или остановиться.

Антон сказал, что его взяли в группу. Что теперь он меньше спит, потому что ему важно успевать делать все то, что он любит: тренировки по тайскому боксу, книги… Он говорил, говорил, говорил. Слова были как завеса. Я не чувствовала связи с Антоном, но мои попытки остановить его и продолжить тему, затронутую в прошлый раз, натыкались на вежливое: «Да, но сейчас мне хочется поделиться с вами».