— Трудно сказать, — профессор Ричардс, ученый-психолог, прикрепленный следить за ходом реабилитации Метьюса Центром Авиакосмической Медицины, постучал кончиком карандаша по губе и неоднозначно пожал плечами, присаживаясь за стол в комнате наблюдений, где они находились. — После длительных космических полетов в первые минуты и часы после посадки земное тяготение воспринимается ими как перегрузка в 2–3 единицы, что сопровождается ощущениями чрезмерного веса тела, рук, ног, головы. Длительное пребывание в состоянии невесомости исключительно тяжело для организма, поэтому после возврата на Землю для экипажа должен следовать период постепенной реабилитации. Во время пребывания в безвоздушном пространстве из костей уходят минералы, мышцы также многое теряют, становятся слабее. К тому же в состоянии невесомости человек может стать на несколько сантиметров выше.

— Так вы говорите, он совсем ничего не помнит?

— Именно так. У него частичная амнезия, он не помнит события последних нескольких недель — что случилось со станцией, как он добрался на Землю, что с остальными членами экспедиции. Мозговые клетки не повреждены, но в достаточной мере атрофированы долгим пребыванием в межпространственном анабиозе. Парню не просто крепко досталось, чудо уже само по себе то, что Метьюс умудрился каким-то совершенно непостижимым образом пережить полет и не погибнуть во время столкновения космолета с Землей. Но мы сделаем все возможное, чтобы помочь ему вернуться к нормальной жизни, можете мне поверить, Том. Это мой святой долг, к тому же вряд ли еще на Земле найдется такой уникальный пациент — это же целый кладезь полезнейшей информации!

— Верю, док. На вас вся надежда. До сих пор не могу поверить, что вернулся на Землю спустя столько лет после катастрофы.

— Космический Робинзон, — фыркнул второй «пиджак». — До сих пор не могу представить, что нас с вами еще в проекте не было, а он уже летел обратно на Землю. Где-то там, далеко.

Он поднял глаза к потолку, где работал тихо шумящий кондиционер, словно надеялся увидеть сквозь потолок и нависающую над ним циклопическую махину коммуникаций, этажей и пристроек одного из засекреченных блоков Пентагона, под которыми был на цокольном уровне погребен медицинский этаж, безграничные просторы космоса.

— Просто в голове не укладывается. Это будет покруче всякой там научной фантастики и одиссеи парней из «Стар Трек». Этот парень не просто побывал на околоземной орбите, а проделал такой путь, словно совершил путешествие во времени и прилетел из прошлого.

— С одной стороны так и есть, — не среагировав на плоскую шутку, покачал головой ученый. — Мамонты и различные доисторические существа, которых обнаруживают исследовательские экспедиции, тоже пребывают в некоем подобии сна.

— А что это за ощущения, док? Что происходит, когда ты находишься там?

— Вы имеете в виду непосредственно сон? — Агент согласно кивнул. — Трудно сказать, реакция мозга и подсознания на такие процессы еще как следует не изучены. Мы пока еще можем только догадываться, что испытывает человек, погруженный в состояние глубочайшего криогенного сна, — профессор посмотрел на человека, заточенного в медицинской комнате. — Он провел в полной изоляции не просто месяцы — годы, один, в абсолютной тишине и вакууме, без гравитации, в состоянии сна настолько глубокого, что он практически граничил с комой. И сейчас совершенно иначе воспринимает наш с вами мир. Его организм и психика ослаблены. Глаза боятся яркого света, если включить освещение на полную, он попросту ослепнет, говорить нужно шепотом, или по крайней мере первое время стараться не повышать голос. Ни в коем случае не кричать. Питается только специальными смесями, которые подаются ему внутривенно, никакой тяжелой пищи желудок пока не в состоянии принимать, а уж тем более переваривать. Рацион будем так же постепенно менять, добавляя в него новые элементы. Видите, он даже передвигается на костылях. И то, что для нас с вами обыденно и привычно — пакет чипсов, громко включенный звук, да простые бактерии, присутствующие в воздухе, к которым наш организм успел приспособиться, — может запросто его убить.

— Да уж. Жизнь морской свинки в клетке у моего сына по сравнению с этим похожа на рай, — снова хмыкнул специальный агент, приставленный присматривать за ходом реабилитации Гая Метьюса. — И чего все эти ребята так стремятся туда улететь? Конечно, в детстве это все заманчиво, привлекательно и все такое. Но на поверку выходит, что условия хуже нечего, ничего нет, а по прилете домой вообще превращаешься в овоща. Ни родственников, ни семьи. Гол как сокол.

— Тут я с вами не соглашусь, — пошелестев подшитыми в папку файлами, возразил ученый. — Во-первых, членов экипажа тщательно отбирают и готовят многие годы, создавая условия, максимально приближенные к тем, которые ожидают их в космосе…

— Бросьте, док. Я был на трех стартах и в космическом городке, а еще смотрю Дискавери, — отмахнулся агент. — Можете опустить подробности, мы не об этом.

— Во-вторых, никто не знал, что все повернется таким образом и он вернется домой. По изначальному замыслу он вообще не должен был покидать пределы станции лишь в крайнем случае, который и наступил.

— Почти шестьдесят лет назад. И вот как тут его встретили. Капельницами, обезболивающими. Темнотой. Теплый прием, ничего не скажешь.

— В том-то и дело, — задумчиво покачал головой ученый, через двустороннее зеркало наблюдая, как Гай, опираясь на палку, медленно идет по комнате вдоль стены, направляясь в сторону роботизированного шахматного стола, по которому компьютер меланхолично возил пластиковые фигуры, проигрывая всевозможные варианты ходов. Рядом на столе были в определенном порядке разложены разноцветные детские кубики с буквами на боках, небрежно кое-где заштрихованная книжка-раскраска с героями диснеевских мультиков, несколько сказок и азбука. Доковыляв до прибора, Метьюс некоторое время отрешенно следил за передвижением фигур, потом протянул исхудалую руку и переставил кубики, хмурясь и неслышно шевеля губами. Быстро устав и коротким жестом проведя по глазам тыльной стороной ладони, он продолжил движение вдоль стены, явно с намерением вернуться на койку. Проследив за астронавтом, ученый что-то записал в папке. — Сейчас он ничем не отличается от ребенка, которому заново придется открывать для себя окружающий мир. Пока его память полностью не восстановится.

— Бедняга.

— Ну, в его нынешнем положении тоже есть определенный плюс. Зато теперь он национальный герой, — врач скосился на висящий под потолком экран, по которому CNN только что начало очередной и вот какой уже по счету за последние несколько дней «экстренный» выпуск. — Живая легенда.

Экран запестрел кадрами хроники, документальными кадрами запуска кораблей, в состав экипажей входил Гай Метьюс, фотографии семейной хроники, сопровождаемые бравурной маршевой музыкой, которую перекрывала тараторящая без умолку белозубая телеведущая, на все лады воспевая нового героя Америки.

— Как быстро вы сможете поставить его на ноги, док?

— Трудно сказать. Все будет зависеть от того, как организм Гая Метьюса будет реагировать на предлагаемые процедуры. В настоящее время разработаны и опробованы эффективные технологии послеполетной реабилитации астронавтов, — сунув под мышку папку с файлами, Ричард поставил в приемник картонный стаканчик и нажал несколько кнопок на лицевой панели, приготавливая кофе со сливками. — Будете?