– Заходи, Джек. Кофе ждет.

Меня захлестнула волна облегчения. Я сел на свой стул и стал пить кофе, сваренный Хэнком. Он был горячим, и я как следует подул. Легкая горечь напитка стала знакомой и приятной.

– У меня есть для тебя хорошая новость, – сказал он.

– Вы придумали для меня работу?

– Ну, я нашел тебе работу, но не здесь.

Признаться, я был разочарован. Работая в автобусе, я мог общаться с Хэнком, но дело есть дело, а деньги есть деньги.

– А где же?

– Ты знаешь миссис Мэри Джейн Доусон?

Я нахмурил лоб, вспоминая, но мои старания не увенчались успехом.

– Нет, – ответил я. Дентон был маленьким городом, и большинство детей я знал если не по именам, то по крайней мере в лицо. Но со взрослыми все было иначе.

– Она вдова, живет на Помпано-Драйв. Ей нужен кто-то, кто согласен поработать у нее в саду, в цветнике, может, даже посадить овощи. Ты готов?

– Да, сэр! – воскликнул я. Судя по всему, этой работы должно было хватить не на один день.

– Она будет платить тебе, как я, пять долларов в день. Если ты готов, она ждет тебя сегодня к двум. Потом скажет, во сколько к ней нужно приходить.

– Как вы это сделали? – спросил я.

– Что я сделал?

– Нашли мне новую работу.

– Ах, это, – Хэнк помолчал немного, прежде чем ответить на мой вопрос. – Пошел вечером выпить пива в бар, и Мэри Джейн туда заглянула утолить жажду. Мы с ней старые друзья, так что разговорились. Она спросила, как у меня дела, а я сказал, что нашел себе помощника. Ей захотелось узнать какого. Я рассказал про тебя и твою собаку, и ее растрогала эта история.

Я спросил, знает ли она, как меня избили дикие звереныши, переодетые в мальчиков, но Хэнк меня успокоил.

– Я сказал только, что тебе нужны деньги, чтобы прокормить собаку. Она спросила, не хочешь ли ты поработать в саду, я ответил, что вряд ли ты будешь против, и сегодня она тебя ждет, чтобы все обсудить.

Мне захотелось обнять Хэнка, но я лишь улыбнулся и поблагодарил его.

– Ну как поживает твоя собака? Скелет, да? – спросил он, меняя тему.

– Поправляется. Наконец начал набирать вес. По крайней мере ребра уже не видны, но впереди еще долгий путь.

– Уверен, все будет хорошо, – Хэнк улыбнулся, – ведь теперь у него есть ты. Твой папа ничего больше о нем не говорит?

– Ни слова с тех пор, как разрешил его оставить. Как будто забыл о нем. Может, и забыл. Скелет ведь почти не лает.

– Нет, не забыл, – сказал Хэнк, – как-то он упомянул об этом, когда я зашел в «Кирби».

– И что он сказал?

– Что его сынишка приволок бездомную собаку и пошел работать, чтобы ее прокормить.

Вдруг выражение лица Хэнка изменилось.

– Он не знает, что ты работаешь у меня?

– Нет. Мы не очень-то много общаемся.

После этих слов даже мне стало понятно, как ужасно это прозвучало. Я чувствовал, как он смотрит на меня и думает о моей жизни. Это ощущалось практически, как исходивший от него запах. Я подумал, не напомнить ли ему его собственные слова, что не стоит беспокоиться о том, чего нельзя изменить, но не стал.

– Ну, – сказал он наконец, нарушив неловкую паузу, – наверное, общение со мной немного помогает, а?

Он даже рассмеялся, будто удачно пошутил, но мы оба понимали, что нет. Я поднялся, и Хэнк сообщил мне номер дома, в котором жила миссис Мэри Джейн Доусон.

– Ты его никак не пропустишь, – сказал он, – во дворе увидишь много-много кустов азалии.

Когда я уже шел к выходу, он добавил:

– И, Джек… она довольно эксцентричная, но милая леди. Ты это поймешь, когда узнаешь ее поближе, а пока просто держи мои слова в памяти.

Я не совсем понял, что он имел в виду, но совет учел. Впоследствии оказалось, что «эксцентричная» – очень и очень тактичное ее описание.

Я прошел около полумили и легко нашел дом. Хэнк не преувеличил насчет азалий. В ее дворе, огороженном сеткой, росло, наверное, штук двенадцать кустов. Позвонив в дверь, я услышал тявканье маленькой собачки.

– Тихо, Йоги! – сказала собаке женщина, – мы его ждем.

Мне показалось забавным, что она назвала собаку в честь персонажа мультфильма[2], но вскоре оказалось, что дело не в нем. Женщина открыла дверь и улыбнулась мне. Она оказалась уже немолодой, но точнее ее возраст я определить не смог. Ее волосы были выкрашены в черный, и отросшие седые корни выделялись очень ярко. С цепочки свисали очки в изящной оправе. Она надела их, чтобы рассмотреть меня основательно.

– Заходи, – приветливо сказала она мне, как родственнику, которого не видела много лет. Войдя, я услышал шум телевизора, по которому шел бейсбол; женщина представилась и представила мне собаку.

– Меня зовут миссис Мэри Джейн Доусон, но я так понимаю, это ты уже знаешь, потому что тебе рассказал Хэнк. Так выходит очень длинно, поэтому ты можешь называть меня миссис Доусон или просто мэм.

Сделав очень краткую паузу, она посмотрела на маленького пуделя, зажатого у нее под мышкой, и продолжила:

– А это Йоги. Ее так зовут в честь лучшего в мире бейсболиста, Йоги Берра.

Я не знал, почему она решила мне это сообщить – чтобы я не подумал, что собаку назвали в честь мишки Йоги, или просто потому, что она представляла ее всем.

– Я все еще надеюсь простить Йоги за игру в «Нью-Йорк Метс». – Миссис Доусон расхохоталась так, будто рассказала мне самую смешную шутку в мире. – Йоги Берра! Не мою Йоги! Она в жизни не играла в бейсбол!

До меня не сразу дошла нелепость мысли – как будто я мог подумать, что собака играла в «Нью-Йорк Метс». Первое, что я заметил, – что миссис Доусон назвала свою собаку «она».

– Йоги же мужское имя, – сказал я.

– Да, но она об этом не знает, – ответила миссис Доусон и вновь расхохоталась.

Прежде чем я смог придумать, что мне сказать, кроме как задать очевидный вопрос, куда я ввязался, она направилась в комнату, откуда доносился рев телевизора. Я услышал голос Фила Риззуто: «Второй удар, большой размах… и промах!» Вслед за ним Джо Гараджола заявил, что бэттер[3] никуда не годится и думает, что мяч должен сам упасть прямо ему за шиворот. Я поплелся за миссис Доусон.

– Садись. Я пропустила кусок игры, – сказала она, указывая на стул возле своего. Небольшой столик между стульями был завален стопками кроссвордов, карандашами и ручками, коробками спичек, пачками сигарет «Кент», там же громоздились наполовину полная пепельница, баночка бальзама для губ, коробка с ушными палочками и открытая банка «Будвайзера» на тканевой подставке – судя по запотевшей банке, пиво было еще холодным. Бардак на столе, слишком маленьком, чтобы все это вместить, довершал светильник. Заметив мой взгляд, направленный на эту груду хлама, она сказала: