— Мгновенной?

— Так она сказала.

— Кто она такая?

— Не знаю. Я спрашивала, но она себя не назвала. Наверное, та самая подруга. Он о тебе спрашивал, Миранда. Когда мы сидели в кафе, он спросил, знаю ли я что-нибудь о тебе.

У меня сжалось сердце.

— Правда?

— Да. Он огорчился, когда я сказала, что ничего не знаю.

В наступившей тишине звуки музыки из клуба заполнили воздух.

— И больше ничего?

— Ничего. Я у нее спрашивала, но она не назвалась. Сказала то, что сказала, и сразу же повесила трубку.

Зоуи вздохнула и опустила глаза. Этот вздох словно подвел черту под нашим разговором.

— Спасибо тебе, Диана. Теперь все ясно.

Мы с ней обнялись. Она отступила назад, все еще сжимая ладонями мои локти, и задержала взгляд на моем лице. Потом повернулась и пошла к двери.

— Диана! — Да?

— Он правда был счастлив?

Она лишь кивнула в ответ. И это было лучше всяких слов. Благодаря этому я могла выбирать определения для его счастья из своего собственного словаря.

— Спасибо.

Порывшись в сумочке, она выудила визитку и протянула мне.

— Позвони, если захочешь поговорить или если попадешь в Каламазу, штат Мичиган.

Мы с Зоуи остались посреди лужайки. Через несколько минут я сказала:

— Не хочу туда возвращаться. Возьму такси. Ты доверишь мне ключ от дома?

— Давай куда-нибудь поедем и напьемся.

Вместо этого мы снова стали ездить по городу. По тем же самым местам, где побывали днем, а теперь казалось — миллион лет назад. Я включила радио и, словно угадав наше настроение, все станции транслировали песни, которые мы любили в юности. Так и должно было быть, ведь этим вечером наша юность закончилась, и, прощаясь с ней навсегда, нужно было погрузиться в нее в последний раз.

Я не следила за дорогой и поняла, где мы, только когда Зоуи сбросила скорость и повернула к парковке у мороженицы Карвела.

— Хорошая идея!

— Не напились, так потолстеем.

Мы заказали, как в стародавние времена, ванильные трубочки, облитые растопленным шоколадом, и вернулись к машине. В своих вечерних туалетах уселись мы на капот и принялись за мороженое.

— По-прежнему необыкновенно вкусны.

— Я их сто лет не ела. Мы с детьми прежде часто здесь бывали, пока они были маленькие, но теперь оба скорей умрут, чем покажутся со мной на людях.

Мы следили глазами за посетителями, сновавшими туда-сюда. В клубе наши одноклассники сейчас танцевали и заново переживали свои счастливые годы. Там же остался и Кевин, и Джеймс тоже.

— Что же мы теперь будем делать, Зоуи?

— Надеяться, дорогая. Я это всегда говорила.

— Хреноватенько как-то сегодня с надеждой.

— Послушай, я тебе не рассказывала, как однажды нашла у Энди пистолет?

Я опешила.

— Ты шутишь! У твоего бывшего муженька, у этого слизняка?

— Угу. Еще и года не прошло после свадьбы. Я складывала чистое белье в ящик шкафа. И нашла пистолет. Он лежал поверх его трусов.

— Ему-то он зачем мог понадобиться?

— Самое интересное, что, когда я наткнулась на эту штуковину, единственной моей мыслью было не то, что у него, оказывается, есть пистолет, а совсем другое: мир — удивительное место. Ты же знаешь, каково это, когда влюблена и все только начинается. Кажется, все о нем тебе известно, до мелочей. И вот в один прекрасный день открываешь ящик шкафа, а там… старое любовное письмо, дневник, пистолет. Что-то такое, что ну никак не вяжется с человеком, которого ты вроде бы знаешь как себя… Это было необыкновенное чувство, Миранда. Я поняла, что жизнь, как бы она ни сложилась, никогда не перестанет нас удивлять.

— Потому что ты наткнулась на пистолет?

— Нет! Потому что это тоже было частью Энди. Я на самом деле совсем его не знала, и это меня взволновало. Я подумала: сколько еще всего нового мне предстоит открыть. Мы в конце концов развелись, но тогда жизнь со всеми предстоящими открытиями еще была впереди. И меня это волновало. И продолжает волновать. Ты тоже должна это почувствовать. Должна позволить этому чувству завладеть тобой.

— Ты воровка, Миранда! Я закатила глаза.

— Да, Жако.

Наморщив нос, он засопел, как будто в комнате воняло, и продолжал, словно и не слышал моего ответа:

— Ты едва ли не самый бессовестный человек из всех, с кем я имел дело.

Я постучала ногтем указательного пальца по переднему зубу.

— Жако, я уже не раз все это от тебя слышала. Заладил одно и то же: я мошенница, сука:.. Все одна и та же песня. Скажи, разве не я нахожу книги, которые тебе нужны? Тебе захотелось иметь первое издание «Галереи» с автографом — я его для тебя достала. Захотелось письмо Элиота, я тебе его нашла…

— Да, но ты меня обдираешь как липку — у меня совсем денег не осталось.

— Тебе, чтобы потратить все твои денежки, нужно прожить еще лет четыреста. И потом, не хочешь — не покупай! Не купишь ты — купит Дагмар.

Это был удар ниже пояса, но он меня так разозлил, что я не смогла сдержаться.

Как всегда, при звуках этого ненавистного имени он резко выпрямил спину и прищурил свои жадные глазки.

Дагмар Брис. Немезида Жако Бриса. Мне достаточно было помахать у него перед носом, как красной тряпкой, этим именем, и гадкий старик начинал сопеть, как бычок Фердинанд.

У Дагмар и Жако Брисов было две страсти — кашемир и писатели двадцатого века. Это не вызывало никаких осложнений, пока они жили в браке и сорок лет совместно руководили компанией по изготовлению свитеров. Бизнес приносил неплохие деньги, у них было двое детей, которые выросли и покинули родительское гнездо, они с упоением занимались коллекционированием. Но вот в возрасте шестидесяти лет Дагмар влюбилась в другого и быстренько съехала от мужа. Счастливое избавление!

Гораздо больнее, чем уход жены, Жако задели ее слова, что собранную общими усилиями за долгие годы коллекцию редких книг и рукописей он может оставить себе. А она начнет собирать другую, в чем ей поможет ее богатый любовник.

Вот как я с ними познакомилась. За несколько лет до этого, когда они еще состояли в браке, Дагмар зашла в мой магазин и купила рукопись Эдварда Дальберга, значившуюся у меня в каталоге. И после этого я не раз находила для них то, что они искали, и пока они были супружеской парой, и когда разошлись. Дагмар мне нравилась, а Жако — нет. Абсолютно.