Гитлер смог воззвать к тем членам низшего слоя среднего класса, которых уничтожила инфляция 1923 года, а затем окончательно добил кризис 1929 года и катаклизмы последующих лет. «Массы», о которых говорит Гитлер, состояли из ошеломленных, расстроенных, деморализованных и встревоженных людей. Этих людей было много миллионов. Для того чтобы превратить эти миллионы людей в массу, чтобы сделать из них однородную, нечеловеческую массу, он собирал их тысячными толпами, собирал десятками тысяч в огромных залах и на стадионах, где люди теряли в толпе свою индивидуальность, свою элементарную человечность и неразличимо сливались с толпой. Мужчина или женщина входит в непосредственное соприкосновение с обществом двумя способами: либо как член семейной, профессиональной или религиозной группы, либо как частица толпы. Группы способны поддерживать такую же мораль и нравственность, как и составляющие их индивиды; толпа же хаотична, не имеет собственной цели и способна на все, кроме разумных поступков и реалистического мышления. Собранные в толпу люди теряют способность к здравым суждениям и нравственному выбору. Их внушаемость возрастает до такой степени, что они лишаются собственной воли и собственных суждений. Люди становятся легко возбудимыми, теряют всякое чувство индивидуальной или коллективной ответственности; они легко поддаются ярости, восторгу или панике. Другими словами, человек в толпе ведет себя так, словно принял сильный опьяняющий яд. Он становится жертвой того, что я называю «стадным отравлением». Подобно алкоголю, стадный яд является активным, выворачивающим человека наизнанку средством. Отравленный этим ядом индивид лишается ответственности, разума и морали, превращаясь в обезумевшее, безмозглое животное.

За свою долгую карьеру агитатора Гитлер хорошо изучил эффекты стадного яда и научился пользоваться ими для достижения своих целей. Он понял, что оратор может обращаться к «скрытым силам», побуждающим людей к действию, намного более эффективно, чем, допустим, писатель. Чтение – это частная, а не коллективная деятельность. Писатель обращается к индивидам, которые находятся наедине с собой, в абсолютно трезвом состоянии. Оратор обращается к массе индивидов, уже принявших изрядную дозу стадной отравы. Эти индивиды находятся во власти оратора, и если он знает свое дело, то может сотворить с массой все, что ему заблагорассудится. Как оратор Гитлер превосходно владел своим ремеслом. Он был способен, выражаясь его собственными словами, «следовать за большой массой так, что живые эмоции слушателей внушали ему подходящие слова, которые, в свою очередь, доходили до сердец слушателей». Отто Штрассер называл Гитлера «громкоговорителем, произносившим вслух самые сокровенные желания, оглашавшим самые низменные инстинкты, озвучивавшим страдания и личные противоречия всего народа». За двадцать лет до того, как на Мэдисон-авеню занялись мотивационным анализом, Гитлер систематически исследовал и использовал тайные страхи и надежды, устремления, тревоги и подавленность немецких масс. Именно манипуляции «скрытыми силами» позволяют специалистам по рекламе заставлять нас покупать навязываемые товары – зубную пасту, определенные марки сигарет, выбирать политических кандидатов. Взывая к тем же скрытым силам – и к некоторым другим, слишком опасным для того, чтобы к ним подступились на Мэдисон-авеню, – Гитлер смог заставить немцев принять фюрера, его безумную философию и Вторую мировую войну.

В отличие от масс, интеллектуалы склонны к рациональности и интересуются фактами. Критическое умонастроение делает их устойчивыми к пропаганде, жертвами которой становится большинство. В массе «преобладает инстинкт, а из инстинкта проистекает вера… В то время, как здоровый простой народ смыкает ряды и образует народную общность (по умолчанию имеется в виду, что под руководством вождя), интеллектуалы мечутся туда-сюда, как куры в курятнике. С ними невозможно творить историю; их невозможно использовать как элементы строительства общности». Интеллектуалы – это сорт людей, постоянно требующих доказательств и приходящих в ужас от логических нестыковок и ложных аргументов. Интеллектуалы считают чрезмерное упрощение первородным грехом, не ведутся на дешевые лозунги, голословные утверждения и тотальные обобщения, то есть на все уловки, составляющие главный реквизит пропагандиста. «Всякая эффективная пропаганда, – писал Гитлер, – должна быть ограничена несколькими необходимыми первичными потребностями, а затем выражена в нескольких стереотипных формулах». Эти стереотипные формулы надо непрестанно повторять, ибо «только неустанное повторение позволяет запечатлеть идею в памяти толпы». Философия внушает нам неуверенность в вещах, которые кажутся очевидными, а пропаганда, с другой стороны, учит нас принимать как нечто само собой разумеющееся вещи, о которых не стоит задумываться или в которых следовало бы усомниться. Целью демагога является создание социального единства под его предводительством. Однако, как заметил Бертран Рассел, «догматическая система без солидного эмпирического фундамента, как, например, схоластика, марксизм или фашизм, способна создавать социальную спайку между своими последователями». Пропагандист-демагог должен быть по необходимости догматиком. Все его утверждения лишены градаций качества. В его картине мира нет серых тонов; все либо дьявольски черное, либо небесно-белое. Говоря словами Гитлера, пропагандист «должен усвоить систематически односторонний подход к любой проблеме, которая подлежит решению». Ему никогда не стоит признавать свои ошибки и не нужно даже на словах допускать, что другие точки зрения могут быть хотя бы отчасти верными. С оппонентами нельзя спорить, на них надо нападать, их надо перекрикивать, а если они доставляют сильное раздражение, то и уничтожать физически. Морально щепетильного интеллектуала такие вещи могут шокировать. Но массы всегда бывают убеждены в том, что правда на стороне атакующего агрессора.

Таким, следовательно, было мнение Гитлера о человечности масс. Очень невысокое мнение. Но было ли оно неверным? Дерево познают по его плодам, а теория человеческой природы, вдохновившая на создание методик, оказавшихся столь чудовищно эффективными, должна по меньшей мере содержать хотя бы зерно истины. Добродетель и интеллект присущи человеческим существам как индивидам, свободно объединенным с другими индивидами в небольшие группы. То же самое можно сказать о греховности и глупости. Однако бесчеловечное безмыслие, к которому апеллирует демагог, моральная тупость, на которую он опирается, подводя свои жертвы к действиям, являются чертами не мужчин и женщин как индивидов, а чертами мужчин и женщин в толпе, в массе. Безмозглость и моральный идиотизм не являются чисто человеческими атрибутами; это симптомы стадного отравления. Во всех высших мировых религиях спасение и просветление предназначены для индивидов. Царствие небесное в душе и в сознании человека, а не в коллективном безумии толпы. Христос обещал присутствовать там, где соберутся два или три человека. Он ничего не говорил о присутствии среди тысяч людей, которые опьяняют друг друга стадным ядом. При нацистах огромное число людей были вынуждены посвящать массу времени маршам. Люди рядами маршировали из пункта А в пункт Б, а оттуда снова в пункт А. «Это постоянное принуждение всего населения к маршировке казалось бессмысленной тратой времени и сил, – добавляет Герман Раушнинг. – Однако только много позже открылось скрытое намерение, основанное на отличном понимании соотношения целей и средств. Маршировка отвлекает человека от мыслей. Маршировка убивает мышление. Маршировка кладет конец индивидуальности. Маршировка – это незаменимый магический прием, нацеленный на приучение людей к механической, квазиритуальной деятельности до тех пор, пока она не становится второй натурой».