Внезапный вопль заставил обоих встрепенуться. Лез выронил фонарик, и он загремел по ступенькам крыльца, мгновенно потухнув.

— Господи, что это? — вымолвил толстяк, едва держась на слабеющих ногах.

Вопль повторился, и на этот раз они поняли, что кричал не человек.

— Из соседнего дома, — дрогнувшим голосом произнес Боб. — Быстрее! — Он побежал через садик и перепрыгнул через невысокую изгородь, разделявшую два участка. Лез неуклюже припустил за ним. Когда толстяк догнал Боба, тот уже изо всех сил колотил в дверь. Изнутри доносился жуткий предсмертный вой, но затем пронзительный крик кого-то другого заставил обоих похолодеть.

— Вышибай ее, Боб! Вышибай дверь! — Лез уже стоял сзади. Размахнувшись, он ударил тяжелым башмаком по замку. Небольшое матовое оконце над почтовым ящиком осветилось, и полицейские с удивлением отступили. Послышалось какое-то неясное жужжание.

Боб приник лицом к почтовому ящику, приподняв крышку. Все его тело сжалось в комок, и Лез увидел, что его глаза, освещенные проникающим сквозь щель почтового ящика светом, расширились от ужаса.

— Что там, Боб? Что там творится?

Поскольку напарник не отвечал, Лезу пришлось его оттолкнуть. Наклонившись, он заглянул в узкое прямоугольное отверстие. Палец, которым он придерживал крышку, дрогнул, будто тело взбунтовалось и не желало давать глазам возможность смотреть на эту картину. Но она уже запечатлелась в его сознании. Прямо на него по коридору с воем неслась собака, бешено колотя разъезжающимися задними лапами по своему кровавому следу. Она приближалась медленно, как в кошмарном сне, ибо передних лап у нее не было, и на их месте болтались истекающие кровью обрубки. За ней стоял улыбающийся человек с какой-то машинкой в руках. Именно эта машинка издавала жужжание, а ее лезвия вращались быстрее, чем мог уследить глаз. Человек сделал шаг к двери, но полицейский уже отдернул руку, и почтовый ящик захлопнулся.

Он погружался в океан, все глубже уходя в пучину, отдаляясь от ярко освещенной серебристой океанской глади вглубь, туда, где притаилась тьма, нетерпеливо поджидающая его чернота. Его легкие, казалось, вот-вот разорвутся, последний пузырек воздуха был выпущен целую вечность назад, однако тело пылало в каком-то странном экстазе, и когда он достиг средоточия влекущего пещероподобного чрева, боль перестала для него что-либо значить. Он вошел, и тьма мгновенно сомкнулась над ним, набрасываясь на его члены, набиваясь во все отверстия, стараясь задушить его за то, что он разгадал ее обман. Он попытался сделать вдох, и тьма заполнила его. Он шел, булькая, ко дну, уже не в силах шевельнуть руками или ногами, и его тело закружилось, как веретено, все быстрее и быстрее, опускаясь все глубже. Но вот показался слабый просвет, и он увидел, как навстречу ему плывет чья-то маленькая фигурка, перед которой расступались черные воды. Он узнал ее и хотел произнести ее имя, но океан заглушил его крик. Она улыбнулась, глаза сияли на маленьком детском личике. К нему потянулась пухлая ручонка. Она продолжала улыбаться, когда рядом возникло другое лицо — лицо ее матери, с безумными злобными глазами, весь яд которых предназначался ему. Потом они обе стали отдаляться, их очертания помутнели, и он крикнул, чтобы они не покидали его и помогли вырваться из страшной давящей тьмы. Но нет... зов не был услышан. Девочка все так же улыбалась, а взгляд женщины стал безжизненным и пустым. И вдруг они обе исчезли. Крошечные колеблющиеся вспышки погасли, погрузив его в абсолютную тьму. Он закричал, и бульканье превратилось в телефонный звонок, прорвавшийся в кошмар, освободивший его и вернувший его измученные чувства к реальности.

Бишоп лежал в холодном поту, уставившись в потолок. Настойчивый звонок, доносившийся из прихожей, не давал времени на обдумывание сна, срочно требуя ответных действий. Он сбросил одеяло и подобрал валявшийся на полу халат. Набросив его на плечи, спустился в прихожую, все еще испытывая от кошмара легкое головокружение. Ему надо научиться управлять воспоминаниями, которые, даже утратив былую остроту, временами безжалостно обрушивались на него, вдребезги разбивая защитную стену, возведенную им вокруг себя.

— Бишоп, — произнес он в трубку бесцветным от усталости голосом.

— Это Джессика Кьюлек.

— Здравствуйте, Джессика. Простите, что я так долго...

— Этой ночью произошла очередная трагедия, — прервала она его объяснения.

Он стиснул в руке трубку.

— Уиллоу-роуд?

— Да. В утренних газетах. Разве вы еще не видели?

— Что? Нет, не видел. Я только что проснулся. Мне вчера пришлось поздно возвращаться на машине из Ноттингема.

— Могу я к вам заехать?

— Послушайте, я же сказал на прошлой неделе...

— Но, мистер Бишоп, мы обязаны положить этому конец.

— Не понимаю, что мы можем сделать.

— Разрешите мне хотя бы поговорить с вами. Это займет не более десяти минут.

— Вы приедете с отцом?

— Он на конференции. Я заеду прямо сейчас.

Бишоп прислонился к стене и вздохнул:

— Хорошо. Но вряд ли это что-то изменит. У вас есть мой адрес?

— Да. Буду у вас через десять минут.

Он положил трубку и задумчиво посмотрел на нее, не отнимая руки от ее черной поверхности. С усилием оторвавшись от своих мрачных мыслей, он прошел к двери и достал из почтового ящика газету. При виде заголовка остатки его ночного кошмара окончательно улетучились.

Когда под окнами остановилась машина Джессики, Бишоп уже успел принять душ, побриться, одеться и сварить кофе.

— Простите, это заняло немного больше времени, чем я предполагала, — извинилась Джессика, входя. — Через мост просто невозможно проехать.

— Это главный недостаток существования на южном берегу реки. Иногда ждать приходится так долго, что нередко делаешь попытку вернуться назад.

Бишоп провел ее в маленькую гостиную.

— Не хотите составить мне компанию? Кофе? — спросил он.

— Черный, с одним кусочком сахара. — Она сняла верблюжье пальто и повесила его на спинку кресла. Джинсы в обтяжку и свободный свитер в сочетании с короткой стрижкой придавали ей сходство с мальчиком.

— Располагайтесь. Я вернусь через минуту, — сказал Бишоп. Он прошел в кухню, налил ей кофе и добавил немного себе.

Услышав ее голос, он вздрогнул от неожиданности — оказывается, она шла следом.

— Вы живете здесь один?

Бишоп обернулся и увидел ее в дверях.

— Да, — ответил он.

— И не женаты? — Она, казалось, была удивлена.

— Нет, я женат.

— Простите. Я не собиралась выведывать...

— Линн временно... отсутствует. Она в больнице.

Было видно, что девушка восприняла его слова с искренним огорчением.