— Ну вот, собственно, и все, что я знаю, — промолвил он. Очередной по счету пациент здоровался с наставником, жалуясь на ломоту в костях и боли в груди.

— Здорово! — сказал Роджер. — Вот научусь, и никто больше не ухватит меня за нос. И за ухо!

— А давай Эрика напугаем! — вдруг с ухмылкой предложил Джон.

"Нет уж, не выйдет! — усмехнулся в душе бывший ледгундский агент. — Сами мне задание подарили, сами «легендой» прикрыли… стану я теперь чего-то бояться! Ждите! Разве что самого себя, так это от вас не зависит…"

— А давай напугаем, — неожиданно согласился Роджер.

— Они всех так пугают, — пояснила Кэт. — Это совсем не страшно. Просто неожиданно…

— Кэт, — с укоризной промолвил Роджер. — Ну кто тебя просил все портить?

Джон тем временем ухватил стоявший на столе серебряный поднос с алхимической посудой и, небрежно размахнувшись, швырнул его в Роджера. Эрик так и застыл с раскрытым ртом, ожидая неминуемого звона бьющегося стекла. "Что ему наставник скажет!"

И не дождался.

Роджер каким-то чудом успел выхватить поднос из-под всей этой груды летящего в него стекла. Эрик замер, восхищенно созерцая, как ловкие маленькие руки быстро-быстро выхватывают из воздуха чашу за чашей, колбу за колбой, пробирку за пробиркой. Выхватывают и ставят на лежащий на коленях поднос. Последние пробирки Роджер ловил уже лежа.

— Выпендриваешься, — буркнул он брату. — Не мог аккуратней кинуть? Я последнюю едва поймал…

Он сердито фыркнул и раздраженно отбросил поднос с аккуратно расставленными колбами… туда, где стояла Кэт.

И все повторилось.

Когда Кэт тем же способом вернула пробирки Джону, Эрик просто не знал, что ему думать.

— Здорово! — потрясенно сказал он.

— Ну? Ты испугался? — с надеждой спросил Джон.

— Конечно, — искренне ответил Эрик. — До сих пор вне себя.

Он и в самом деле вне себя, вот только совсем по другой причине.

"Это ты их простейшей самозащите учил, самонадеянный болван? Да они сами тебя чему хочешь научат! Нет, ты скажи, ты сам поймал бы эдакую кучу всякой стеклянной дряни?! Да чтоб ничего не разбить. Да чтоб сильно не нашуметь. Так, легкий мелодичный звон… Ах, не можешь? Ну то-то… Учитель выискался!"

"Ай да детишки у наставника! Вот почему он не побоялся меня с ними знакомить. Таким мастерам попробуй что-нибудь сделай! Видать, с пеленок натаскивал. А я-то… "Как он может такое чудовище, как я, со своими близкими знакомить?" Очень даже может. Еще неизвестно, кто большее чудовище, я или эти милые детки".

Эрик внимательно посмотрел на всех троих. Их лица показались ему какими-то хитрыми и многозначительными. Впрочем, кто знает, быть может, это всего лишь игра воображения?

"Уж если у него дети на такое способны, страшно даже представить, что его жена может! Она, конечно, на лазутчика и вовсе не похожа, но ведь это и есть самое оно… настоящий мастер ничем не отличается от обычного человека, пока он не начал действовать… великий мастер, даже начав действовать, продолжает казаться обычным человеком. Он словно бы и вовсе ничего не делает, все вокруг него происходит само. Случайно, разумеется. А он всего лишь обычный человек, до глубины души потрясенный случившимся…"

— Во что теперь поиграем? — спросил он.

— В конюшню, — решительно ответила Кэт.

— В конюшню? — переспросил Эрик.

— В лошадиного доктора, — уточнила Кэт. — Я буду доктором и Четыре Джона, а вы будете кони.

— По-моему, это нечестно, захватывать себе сразу две роли, — заспорил Джон.

— А по-моему, честно, — ответила Кэт. — Все равно никто из вас ничего не понимает в лечении лошадей. И потом, какая же это конюшня, если в ней меньше трех коней?

— Значит, сначала вот это снадобье, а после — это? Три раза в день? Спасибо, доктор. Запомню, как не запомнить…

— А что должны делать кони? — спросил Эрик.

— Ржать, — хихикнул Джон.

— Подвергаться медицинскому осмотру, — сказала Кэт. — Джон, ты первый.

— Почему я? — удивился Джон.

— Ржешь слишком много, — ответила Кэт и показала язык. — Ретивость повышена.

— Так это же хорошо! — возмутился Джон.

— До определенного предела, — строго сказала Кэт. — А ты его перешел.

— Не переходил я! — заспорил Джон. — Это только видимость!

— Я доктор, мне виднее, видимость это или серьезное заболевание, — неумолимо бросила Кэт, решительным жестом раскрывая незримую медицинскую сумку. — А будешь спорить, твой случай станет трудным и к тому же запущенным.

Вот и еще одно задание. Сыграть коня! Ничего себе «легенда»! Достоверно сыграть коня… стать конем… выглядеть как конь… думать как конь… чувствовать… Так, чтоб никто не усомнился, надевая седло…

— Боже, какая у тебя красивая грива! — И пальцы Кэт пробежались по волосам.

Великолепный фаласский скакун раздул ноздри и гордо встряхнул красивой гривой.

"Маленькие чудовища шутя дарят мне задания. Интересно, они сами или наставник приказал? Что это, проверка, не начну ли я трясти перед наставником гривой? А если они сами, то… на кого они работают? И какая «легенда» у них самих? Кого они играют? Детей? Не важно. Важно, что у меня теперь есть на чем стоять, есть за что держаться! Я больше не вишу в пустоте. Я опять знаю, где верх и где низ. Знаю! Знаю! Знаю!"

— До свидания, доктор. Дай вам бог здоровья!

— Спасибо. И вам так же!

— А теперь во что поиграем? — спросил Джон, которому изрядно надоело быть олбарийским тяжеловозом, особенно рядом с роскошным фалассцем.

— Сейчас узнаете, — ответил Эрик, который вдруг почувствовал себя таким счастливым, что просто не мог немного не поделиться.

У него опять есть все! Все! Земля под ногами, небо над головой, посох, за который можно держаться! Эти «легенды» — они ненадолго. Вернется наставник, и они растают, разобьются, разлетятся звенящими осколками, не выдержав столкновения с его невероятной мощью. Одной улыбки чудовища достаточно, чтоб этот призрачный детский мир растаял в мгновение ока, но пока он есть… есть… а значит, можно дышать и ловить мгновения счастья.

— Идите сюда, к столу, — позвал он.

Он утащил у наставника из стопки лист бумаги, взял карандаш, которым доктор, верно, записывал что-нибудь медицинское, и по нетронутой белизне бумаги ветром понеслись фаласские кони…

— Это было давно. Фаластымским царством правил тогда один старый тан. И не было у него детей…

Эрик ухватил еще один лист бумаги, и на нем тотчас возник загадочный город с тысячей башен. На самой высокой башне, горестно сгорбившись, стоял старый тан, печалясь на свою судьбу.