— Видеозапись — это факт, с которым не поспоришь!

Достоевский вставил кассету в видеомагнитофон, нажал кнопочку на пультике.

— Вот, пожалуйста…

Но на экране вместо обещанного компромата возник фрагмент знаменитого «Гарри Поттера».

Милиционер и налоговик переглянулись.

— Очень интересно, — иронически покрутил головой капитан. — Против кого будем возбуждать уголовное дело? Против колдунов или фей?

Достоевский остолбенело смотрел в телевизор. Он и сам не мог объяснить того, что приключилось с кассетой. Только вчера ведь была бульдозерная атака, и вдруг — «Поттер». Что же это творится, а?!

Из тех, кто наблюдал за происходящим, только одному было известно, что означала эта удивительная метаморфоза, и был им не кто иной, как взгромоздившийся на плечи своих товарищей комментатор. Только ему было видно, как Достоевский что-то говорил, обращаясь к своим собеседникам.

— Достоевский кинцо в видак зарядил, — вдруг как-то сник и обеспокоился Тормоз. — Удод какой-то на швабре летает… О, смотреть чё-то не стали. Им щас не до этого ботана. Видать, не в масть!

Настроение у «агента 007» заметно испортилось.

— Да ну, надоело, — пробормотал он и спрыгнул на землю.

— Погодите! При чем тут Гарри Поттер? Леш, а наша кассета где? — спохватилась Саша.

— Где-где… у Достоевского.

— По телику показывали, как во время съемки один оператор нечаянно в воду упал, — неожиданно почему-то вспомнил Леннон, — а дело было в Африке. Так вот, на него крокодил набросился…

— И что? — спросила Джейн.

— А то, что пока этого оператора крокодил ел, другой оператор — его товарищ, — вместо того чтобы помочь, снимал, как он его ел. А потом этот сюжет продал. За миллион баксов!

— А чем можно помочь, — удивился Тормоз, — если крокодил уже кого-то ест? Тут уже кранты — типа тушите свет!

— Правда, после этого ему никто из операторов уже руки не подал, — добавил Леннон, — и из операторов его вышибли…

— И плевать, — мрачно высказался Тормоз. — На фига ему быть оператором, если у него лимон в кармане?

— Рассуждаешь, как козел, — возмутилась Джейн.

— Чего-о?! — вскипел Тормоз.

— К чему это ты вспомнил? — насторожился Лешка. — К тому, что я снимал, когда Сашка под бульдозеры шла?

— Сам не знаю, — пожал плечами Леннон.

— Да он потом сам меня догнал, — вступилась Саша. — И рядом сел. Ты чего, забыл?

— Тише, вы! — шикнул Илья. — Ну, что там, в домике?

— Иваныч им чё-то вкручивает, — доложила Фифа, занявшая тем временем место Тормоза, — и снова, видать, мимо кассы… опять у этих морды топориком!

— Стоят насмерть, удоды, — переживал Асисяй. — Отберут наши бабульки, как не фиг делать…

— Не тем боком фишка ложится, — вздыхала Фифа. — Ну, не тем…

— Двадцать пять процентов все равно наши, — напомнила Винни.

— Двадцать пять процентов — это две тысячи пятьсот баксов, — сосчитал практичный Асисяй, — они нам погоды не сделают. Хотя на зарплату и на жрачку, наверное, хватит…

— По закону — что они могут сделать? — пожал плечами Леннон.

— Закон, — поморщился Тормоз. — По закону нам бабки должны вовремя перегнать… а где они? Где?

— Неужели не выгорит? — вздохнула Саша. — Так домой не хочется…

— О, кто-то звонит! — комментировала Фифа. — Так, Иваныч берет трубу, слушает… О! Лыбу до макушки отшарил! А эти лохи клювы разинули и чё-то отвяли…

Это было святой правдой: в кабинете Достоевский снял телефонную трубку. По мере того как он слушал, лицо его светлело. Закончив разговор, он повернулся к своим собеседникам и что-то весело произнес. Говорилыч подпрыгнул на стуле, вскочил и рысцой потрусил к двери.

— О, йес! — подпрыгивая, завопила Фифа. — Кажется, Иваныч их сделал! Говорилыч на выход дернул!!

Ребята снялись с места и помчались к двери домика. Дверь отворилась, и оттуда, как черт из ящика, выскочил сияющий Говорилыч.

— Ну что? — закричали подбежавшие.

— Только что звонили от губернатора, — на бегу сообщил Говорилыч. — Все деньги решено оставить лагерю!

— Иес! Иес! — восторженно завопили дети. — Вау!!! Батакакумбаа-а!!!

Лагерь был спасен. От домика к домику радостным сквознячком пролетела эта весть, и их взбудораженные юные обитатели до глубокой ночи не могли уснуть, на все лады обсуждая свершившееся. Воспитатели отлавливали в темноте нарушителей режима и вполне миролюбиво загоняли их обратно в постели: взрослые не меньше своих питомцев были довольны столь мирным исходом дела…

Однако, несмотря на всеобщее ликование, один и тот же вопрос гвоздем сидел в головах батакакумбы и Достоевского: как могла случиться подмена кассеты? В отличие от гостей, это происшествие не только не показалось им забавным, но и, более того, необыкновенно их встревожило.

Не откладывая, по горячим следам Олег Иваныч и завхоз начали с того, что внимательно осмотрели замок входной двери.

— Вроде цел, и следов никаких… Ничего не понимаю, — пробормотал Достоевский. — Кто это сделал? А главное — как? Кроме меня и тебя, код сейфа никто не знает…

Говорилыч энергично замотал головой.

— Иваныч, — приложил он руку к впалой груди, — надеюсь, ты не думаешь, что это я?..

— Думаю! — в сердцах рявкнул Достоевский. — Я вообще, в отличие от некоторых, иногда думаю! Чего и другим желаю…

Тут его взгляд упал на стоящую на подоконнике банку с цветами — их регулярно меняла на свежие врач Ким Ир Сен, уверяя, что запах полевых цветов благотворно влияет на нездоровые бронхи начальника лагеря, — и вдруг — как нельзя кстати! — припомнилось ему, как точно такая же накануне ни с того ни с сего хлопнулась на пол и разбилась… Коты?

— М-да, коты, — задумчиво и тревожно произнес Достоевский, не обращая внимания на удивленное лицо завхоза. — Ну, погодите, доберусь я до вас…

Той же ночью батакакумба тайно сошлась в домике Асисяя и Леннона, чтобы развязать или, на худой конец, разрубить тот же самый узел. Как писалось в романах позапрошлого века, их терзали смутные сомнения.

— Я думаю, это Достоевский кассету заныкал, — выдвинула первую версию Саша. — Надоели ему все эти разборки!

Ребята переглянулись.

— Ты чего, перегрелась? — вытаращился Асисяй. — Или недоутопла?

— Ну подумайте сами! Он вообще какой-то по фазе сдвинутый. Поход тот дурацкий — раз, бабки какие-то левые находит — два, с Постниковым из-за чего-то грызется… а Виктор Сергеевич такой классный — умный, сильный, юморной…

— А главное — красивый, — издевательски добавила Джейн. — Дура ты, Сашка, и не лечишься!