Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава II
Любовь и слезы Христа
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 6 мая 1919 года
– Утро красит нежным светом склоны острова Христа…
Я напевал про себя, лишь едва шевеля губами. Маша спит, безмятежно и сладко. Спи, моя девочка. Спи, родная. Любимая моя. Ты и дети – это самое дорогое, что у меня есть в этой жизни. В обеих жизнях.
Впрочем, то будущее, что я оставил в бывшем своем 2015 году, с каждым днем все дальше от меня, несмотря на то что физически к нему я с каждым годом все ближе. Но нет, верю, что «того прекрасного будущего» здесь уже никогда не будет. Я не допущу такой жизни. Пусть останутся лишь призрачные воспоминания в моей памяти. Воспоминания, которые становятся с каждым днем все более размытыми и уплывающими в туман дрожащего марева…
Жалею ли я о своем сгинувшем будущем? Вот откровенно, если кто спросит напрямую, как на духу? Смотря в чем и о чем. Да, мир через век был комфортнее в части быта и прочих жизненных удобств. Я рассуждаю в целом, с точки зрения «в среднем температура по больнице», хотя лично мне на мой быт здесь жаловаться грех. Лично мне тут не хватает только ноутбука. Ну и всемирной сети. Надоело писать от руки или диктовать, а машинки печатные тут еще те!
Конечно, техника всякая, телевизоры, пылесосы и прочие «умные дома» делали жизнь лучше, удобнее и комфортнее. Но разве это все делает человека счастливым? Дайте членам семьи по ноутбуку и по отдельной комнате, и они чаще всего будут видеться лишь случайно, столкнувшись на кухне возле чайника или холодильника.
Мой покойный отец часто сетовал на то, что, мол, все сейчас сидят возле телевизора, а во времена его юности все гуляли, были праздники, в парках было не протолкнуться, а сами парки были почти на каждом углу. Да, это обычное старческое ворчание про то, что «раньше небо было голубее, деревья выше, а трава зеленее». Это все понятно. Но раньше без телевизоров и социальных сетей действительно было все иначе, и я тому авторитетный очевидец и свидетель.
Знаете, в первые месяцы своего царствования я нередко гулял инкогнито по Москве в образе потертого жизнью капитана Артемьева. Конечно, забредать в самые дебри и трущобы глава моей службы безопасности генерал Климович мне не давал, но в целом я видел всякую жизнь. В том числе и нищих видел, и алкашей-пропойц, да и прочий темный элемент. И грязь видел, и срам.
Однако в основной, в том числе и рабочей, массе мои нынешние современники оказались людьми, заряженными на общение с другими людьми значительно больше. Нет, не в социальных сетях, а лично, принимая гостей и нанося визиты, устраивая шумные вечеринки и посиделки, гуляя парочками и веселыми компаниями в парках, прохаживаясь по бульварам, где раздаются голоса и смех, где играют толпами дети, где звучит медь оркестров, где мило улыбаются идущие навстречу барышни…
Нет, чего-то все же мы там, в моем утерянном будущем, лишились. Чего-то неуловимого, живого, искреннего, берущего за душу…
Маша пошевелилась во сне, и на ее губах появилась улыбка. Счастливая улыбка. Ее уста дрогнули, зашевелились в каком-то одной ей лишь известном разговоре. Что она шепчет – не понять. Но ей там хорошо и радостно. Спи, милая.
Я вновь провалился в полудрему, лишь мысли хаотично то появлялись, то исчезали. Позади была очень сладкая ночь. Впереди меня ждет очень трудный день. Очень трудные дни. Много перелетов, много смотров, много совещаний.
Империю пора окинуть хозяйским взором, как рачительный хозяин осматривает свои владения или свой дом. Полгода государственная машина работала без моего личного присутствия, пока я тут лечился и реабилитировался после «американки». Конечно, я получал регулярные доклады отовсюду, но разве заменит бюрократический отчет мой суровый и придирчивый взгляд? Подданные должны видеть своего царя. Может, к моему приезду хоть забор местные власти какой-никакой да покрасят. И то польза для города. Шутка. Пора, пора встряхнуть это державное болото!
Но мой отъезд означал расставание с Машей и с детьми. Минимум на месяц, а то и на два. Так что мы старались по ночам не терять времени даром. Да и не только по ночам. И не только в спальне. Благо нет у нас проблем ни с тем, где уединиться, ни вопросом, с кем детей оставить. Правда, потом гости понаехали, и нам пришлось уделять им внимание, но тут ничего не попишешь, родня все-таки. Тесть, теща опять же (как без нее!), моя сестра, сестра жены, царь Болгарский. Тоже теперь, некоторым образом, родственник…
Мне вдруг жуть как захотелось курить. Вот прямо невмоготу. Давно не курю, а тут здрасьте вам через окно. Но с чего бы я должен отказывать себе в такой вот мелкой прихоти?
Осторожно снимаю со своей груди руку Маши и, стараясь не потревожить ее сон, выскальзываю на балкон, не парясь с одеванием. Да и зачем? Уже жарко, а особняк построен так, что царские хоромы и балконы ниоткуда не увидать. В целях безопасности, разумеется. Получить пулю снайпера я не хочу нигде. На острове Христа – в особенности.
Разыскав в шкафчике трубку и прочее, тихо сажусь в шезлонг и набиваю чашу табаком. Еще минута, и воздух наполняется клубами ароматного дыма. Расслабленно смотрю в светлеющее безоблачное небо, вяло следя за сизыми волнами, плывущими вверх. Ни ветерка. Хорошее утро намечается. И хороший в трубке табак.
Посидев немного, встаю к перилам, чтобы смотреть на восходящее над морем солнце. Тишина и умиротворение. Спит Остров, да и не видно с моего балкона ничего. Безопасность же. Потому только я, море и появившийся из-за горизонта краешек дневного светила. Да еще четыре императорские яхты в бухте. Моя «Полярная звезда», Машина «Царевна», «Regia Nave Savoia» моего итальянского тестя и яхта «Стрела» родной моей сестры Ольги, на которой прибыли Мафальда с Борисом. Нет, и у царя Болгарии была своя яхта, но она сейчас в Эгейском море, в городе Борисполь, он же бывший османский Дедеагач, а гнать ее из Средиземки смысла никакого не было. Так что Ольга их подбросила на Остров прямо из Константинополя.
Конечно, риск занести на Остров заразу был, но мы береглись как могли. Даже затребовали, чтобы все желающие погостить прошли двухнедельную изоляцию от внешнего мира. Впрочем, уговаривать долго не пришлось, все всё понимали, благо моя прошлогодняя болезнь убедила (если