— Знакомьтесь, — рубанул рукой сизый воздух хозяин. — Тут все свои, друзья, так сказать, наша интеллигенция.

В дальнем углу Маша увидела долговязого Нефедова, рядом с ним смуглое лицо и яркоме довые глаза его жены, Лиры Исхаковой, помахала им приветливо.

— Я извиняюсь, что так все получилось, хоте ли вас заранее пригласить, да не нашли, — тараторила Марина, расталкивая народ и расчищая мес то за столом для Маши и Берга. — Садитесь, у меня рождение сегодня, так я и подумала, что надо вас пригласить, а то ж вы тут никого не знаете, тоска же в гостинице вечером! А вы посидите с людями, выпейте, закусите, и нам интересно с журналистами, да еще заграничными… Садитесь!

Машу и Андреаса затолкали за стол, стиснули, поставили перед ними тарелки, стопки. Со всех сторон тянули бутылки, блюда с наполовину съеденными закусками. Здесь тоже была рыба во всех видах, глубокая тарелка с икрой, какие-то салаты…

На лице Берга замешательство боролось с привычной вежливостью. Маша решительно стала накладывать на его тарелку закуски. Себе тоже насыпала всего — лишь бы остановить этот приступ гостеприимства.

— Тихо, тихо там! — застучал вилкой по стакану хозяин. — Налейте! Давайте выпьем за гостей, которые прибыли на наше торжество. Честь, так сказать, и тэ дэ. Марин! Давай скажи!

— А чего, — хихикнула Марина. — Ты ж все сказал, давайте выпьем за гостей из далекой Москвы и еще более далекой Германии. Вы к нам надолго? Фотографировать будете нас?

«А то ты не знаешь, — враждебно подумала Маша. — Раз уж твой муж нас с берега моря достал и под конвоем доставил, можно подумать, ему вся наша подноготная неизвестна». Но встала и, взяв в руку мокрую от переливающейся через край водки стопку, с любезной улыбкой произнесла:

— С днем рождения, Марина, желаем вам здоровья, благополучия и всеобщей любви, которую, как мы видим, к вам и так все питают!

— Ой, спасибо! — махнула рукой с устрашающе красными ногтями Марина и залпом выпила полстакана водки. Даже не изменившись в лице, заворковала: — Да вы кушайте, кушайте, мы уж и горячее ели, догоняйте! Полин, музыку давай!

Опять грянули какие-то шлягеры, модные в прошлом году, разгоряченные гости пустились в пляс.

Маша видела, как Берг потихоньку разглядывает разномастную публику, и ей опять стало отчего-то стыдно. Она рассердилась на себя за это чувство: «Подумаешь, если иностранец, так мы должны перед ним стелиться?»

Ей показалось, что Берг тут же все понял: и ее мгновенный стыд, и злость на саму себя, даже стыд за то, что стало стыдно. Он аккуратно ел, приветливо улыбался в ответ на взгляды, которые, не стесняясь, вперяли в него поддавшие гости.

По-настоящему Маша испугалась, когда из визжащей толпы к ним ринулась еще одна яркая дама. Тонкая, гибкая, гладкой темной головкой, узко подведенными глазами и блестящим зеленым платьем, видимо, не без расчета напоминающая какую-то экзотическую змею. Извиваясь всем телом и делая какие-то странные пассы длинными руками, она подошла вплотную к Бергу и хрипловатым голосом произнесла: «А позвольте вас пригласить на танец?» Берг, широко улыбаясь, встал, поклонился и учтиво подал «змее» руку. Она победно посмотрела на толпу и двинулась на середину.

— Как ваше имя? — великосветским тоном громко спросила она, вихляясь всем телом, вполне, впрочем, пластично, отметила Маша.

— Андреас Берг, к вашим услугам! — старомодно отрекомендовался немец. — А как зовут вас?

— А меня зовут Виктория! — еще громче и с вызовом вдруг сказала дива. — Знаете, почему?

Я родилась девятого мая! Это вам о чем-нибудь говорит?

— О, конечно! — Берг не выказал ни тени смущения. — В честь победы над гитлеровской Германией? Это имя вам подходит. Очень.

В комнате стало почти тихо. Некоторые танцующие даже остановились. «Так, похоже, девушка хочет скандалить, — с тоской подумала Маша. — Только этого еще не хватало — нарваться на неприятности, да еще в таком обществе».

— Викуся, ты что! — натужно засмеялась Марина. — Кончай!

— Да, мое имя многим у нас подходит, — не меняла пластинку Виктория. — Мы дети и внуки тех солдат, которые в сорок пятом показали вам, где раки зимуют. А вот вы мне скажите, почему вы, которых мы разбили вдребезги, живете лучше нас? Почему какие-то сраные япошки, которых отсюда вышвырнули за два месяца, весь мир своими машинами и телевизорами завалили, а мы нищенствуем?

Голос Виктории накалялся с каждой фразой, смуглая, с горящими глазами и щеками, она была бы хороша, если бы не злоба, которая кривила ее губы, искажала тонкое лицо.

Берг остановился. Его лицо теперь не выглядело ни добродушным, ни простоватым. Видно было, что Виктории удалось задеть его.

— Да-да, Виктория, я вас понимаю… — начал он.

— Да что ты там можешь понимать, немчик! Ты мою маму видел, которая всю жизнь в школе пахала, а пенсию получает тридцать евро? Ты посмотри, как тут народ живет, в какой дикости! Вот, гляди! — Она протянула Бергу узкие смуглые ладони, на которых были видны тонкие белые шрамы — следы от порезов. — Я на шкерке вкалывала, чтоб хоть на тряпки заработать, а у меня, между прочим, высшее образование! Понимает он!

Высокий плотный парень в расхристанной милицейской форме, с прилипшими ко лбу белыми волосами подошел к Вике. Лицо его удивляло контрастами: маленькие глазки — и тяжелый подбородок, толстые щеки — и тонкий вздернутый нос. В профиль оно отчетливо напоминало кукиш. Парень обхватил Викторию мускулистыми руками, в которых она просто потерялась.

— Да ты шо, Вик, сказилась, чи шо? — удивленно бубнил он. — Ты чого до його причепилась? На шо он тебе?

— Ничего, — устало обвисла на нем Виктория, и стало ясно, что она мертвецки пьяна. — Вот придут японцы, заживем. Тебя под зад коленкой из милиции, а я буду в борделе японском танцевать за иены…

Маша решила, что с нее достаточно. Быстро подошла к Бергу, потянула его за руку:

— Пойдемте, Андреас!

— Мария, надо уходить? Вы устали?

— А вы разве нет? — обозлилась Маша. — Вам приятно?

— Да-да, приятно, почему нет?

Маша с удивлением поняла, что недавняя выходка «змеи», как она про себя окрестила смуглую красотку, Берга не огорчила.

— Можно, мы побудем еще немного? Или это неудобно?

— Чего же неудобно? Очень даже удобно, — зашипела Маша. — Сидите, сколько хотите, они ж нас ради интереса зазвали — «специальные гости из Европы», как же!

— Мария, вам неприятно из-за меня? — догадался Берг. — Не стоит, я привык. В России это часто получается, я понимаю.

— Чего вы понимаете! — Маше стало стыдно до злых слез. — Хамство наше вам понятно? Плохое воспитание вам понятно?

— Нет-нет, Мария, — испугался Берг, от волнения в его безупречный русский полезли ошибки. — Не надо расстраивать. Понятно, что война еще… как это? — не умерла, незабываема, не забывается, — тут же поправил сам себя. — У нас тоже некоторые старые люди, совсем старые, не забывают. Это же понятно?