Помню как вчера, что за свой самый первый научный отзыв я получила твёрдую тройку: к оценке профессор прилагал не самые добрые слова: «Если так пойдёт и дальше, то степени магистра тебе не видать».

Спустя два года беспрерывных занятий, огромного количества литературы и различных научных работ я получила степень магистра от японского университета и дописала научную диссертацию, на составление которой ушло два года. Именно та профессор, которая когда-то влепила мне тройку за первую работу, стала моим научным руководителем и впоследствии довольно хорошей приятельницей.

Тема моего диплома была трудная, непонятная простому обывателю, но для меня очень важная: «Возможности продвижения по социальной лестнице японцев латинского происхождения». Именно она открыла мне глаза на сложное положение иностранцев в японском обществе.

Не японские японцы

Практически никто не знает, что до недавнего времени Япония насчитывала более 300 тысяч бразильцев, перуанцев и других выходцев из Южной Америки. Как могло случиться, что такие разные по менталитету и культуре люди, оказались на далеком японском архипелаге?

Чуть ли не на протяжении всей своей истории Япония оставалась довольно закрытой от внешнего мира страной. Только во второй половине XIX века она была вынуждена сдаться под натиском прибывших к её границам «чёрных кораблей» американского флота. Япония не только открылась для иностранной торговли, но и вскоре стала «донором» мигрантов на Гавайские острова, а впоследствии в Соединенные Штаты и страны Латинской Америки, где сформировались внушительные японские диаспоры. Сама же Япония почти не практиковала приём иностранных граждан, в основном опираясь на внутренние ресурсы.

После Второй мировой войны высокая рождаемость в Японии стала представлять угрозу для её социально-экономической стабильности. Именно поэтому японское правительство стало активно стимулировать отъезд своих граждан в США или страны Латинской Америки. Уже через несколько десятков лет Япония превратилась в одно из самых богатых и развитых государств в мире: дефицит трудовых ресурсов рос, а избалованная японская молодёжь стала сторониться трёх К (кицуй, кикэн и китанай), то есть тяжёлой, опасной и грязной работы: на заводах работать никому не хотелось.

И тут правительство схитрило, обратив внимание на свою диаспору за границей. Под предлогом приобщения к национальной культуре или посещения родственников потомки японских эмигрантов получили «золотой билетик» в Японию, ведь их упрощённая виза предоставляла возможность работать без ограничения каких-либо видов деятельности. На деле же никкэйдзин использовались в качестве неквалифицированной рабочей силы: без знания языка и отсутствия возможности использовать свои дипломы в Японии сотни врачей и учителей становились рабочими на автомобильных заводах и многочисленных фабриках Страны восходящего солнца, где условия работы были довольно спартанскими.

Японское правительство утверждало, что по сравнению с другими иностранцами интеграция потомков мигрантов в местное общество будет намного успешнее, ведь в них течёт японская кровь. В реальности же получалось так, что никкэйдзин - такой же чужеродный элемент, как и любой другой иностранец в Японии: они разительно отличаются по своему менталитету, очень часто не знают языка и выглядят совсем не по-японски. Большинство из них рассматривало приглашение в Японию как возможность хорошенько подзаработать и вернуться домой, без каких-либо сентиментальностей. Ввиду закрытости японского общества и весьма своеобразной культуры это и неудивительно: любому иностранцу довольно сложно ощущать себя своим на японском архипелаге.

Со стороны японских граждан тоже не было и нет каких-либо особых чувств по отношению к потомкам этих эмигрантов: если вам не довелось родиться в Японии от родителей-японцев, вырасти здесь и познать все секреты японского дзэна, даже и не думайте, что вы можете стать членом престижного клуба «Ниппон» (Япония). Правительство мало способствовало хоть какой-то интеграции своих «кровных» родственников в японское общество: вот и получилось, что тысячи и тысячи латиноамериканцев японского происхождения формировали что-то вроде анклавов, где открывали свои магазины, рестораны и даже школы. Дети учили родной язык родителей, которые в свою очередь мечтали поднакопить ещё немного и вернуться домой.

После финансового кризиса 2008 года это стало более чем легко: на этот раз потомкам японских эмигрантов были предложены субсидии, чтобы возвратиться к постоянному месту жительства ввиду наступившего экономического кризиса. Те, кто принимал решение уехать, больше не могли вернуться обратно. Многие учёные критиковали Японию за подобную политику: «А как же приобщение к национальной культуре?» Но правительство будто бы забыло о своих первоначальных намерениях.

Занимаясь два года научной работой на тему латиноамериканцев японского происхождения, я на постоянной основе встречалась с перуанцами, бразильцами или выходцами из Аргентины с очень экзотическими именами - Маркус Канасиро, Фернандо Вага, Пауло Окамото - и многими другими личностями. Некоторые из них были вторым, третьим и даже четвёртым поколением: одни имели классический разрез глаз, а другие внешне были и вовсе не похожи на японцев. Некоторые знали разговорную японскую речь, но большинство - только парочку японских слов. Иностранцы в своих манерах и поведении, они часто были озадачены своими японскими корнями, критиковали местное общество и называли японцев холодным и неприветливым народом.

Больше всего в плане интеграции и экономических перспектив везло первому поколению японских эмигрантов: родившиеся в Японии, они смогли перенять у родителей довольно неплохой японский язык и внешне легче всего ассимилировались с местным населением. Одним из таких был господин Судзуки, который в возрасте пяти лет переехал с родителями в Доминиканскую республику, встретил там свою любовь, попутешествовал по миру и осел в Эквадоре.

С сыном этим прекрасных родителей я случайно познакомилась в Токио. Он-то и стал моим будущим мужем.

Добрачные игры

Брак между моими японскими «папой» и «мамой» был заключён самым традиционным способом - по сговору родителей, что в Японии именуется как о-миаи-кэккон. Жениха и невесту тогда искали через сваху накодо, которая предоставляла всю необходимую информацию обеим семьям и, если молодые были подходящей партией друг для друга, играли свадьбу.

В случае моих японских «родителей» звёзды сложились самым наилучшим образом: спустя много лет совместной жизни они были удивительной парой, какой я не встречала ни до, ни после. Они-то и рассказали мне, что в те времена (ещё в 50-х годах) большинство браков заключалось именно таким образом, через миаи-кэккон: являясь довольно практичным и необходимым социальным мероприятием, он ставил целью создание семьи и продолжение рода. Такая практика позволяла сэкономить время, да ещё и получить самую достоверную информацию о партнёре, чтобы потом без всяких там сюрпризов. В Японии и сейчас самые фанатичные родители иногда промышляют «проверочным» делом, чтобы уж точно быть уверенными в будущем родственнике.

До реставрации Мэйдзи, комплекса политических, военных и социальноэкономических реформ 1868-1889 годов,