Через какое-то время, сидя и догрызая очередную мелкую тварюшку, что на свою беду выползла сегодня из своей щели, я оценил то, чего не заметил ранее — ноги не болели. Ни одной раны на них не было. Лишь не хватало растительности на тех местах, где они были. И даже укусы нургликов ничего из себя уже не представляли. Это крысиное во мне приспособилось? Или наличие еды так отразилось? А может те камешки оказались сильнейшим лекарством, дозировку которого я перебрал? Вот поди узнай… Это надо знающим показывать те лекарства, но остались ли камушки ещё, возвращаться и проверять я не хотел. Хватит, надо выбираться на поверхность, если она тут есть.

Опираясь на руки, встал. Обратил внимание, что наросты на тыльной стороне стали более выраженными, когти стали более… Более лоснящимися, что ли. Они так переливались в полутьме, каким-то перламутровым отливом. Да и зрение стало более объёмным, цветным. Галлюцинации наверное, решил я, от голода. И немудрено — рёбра выпирали так, что казалось будто скелет обтянули сухой кожей. Да ещё грязный мех клочьями торчит… Что за чудовище!

И я, получив сил от насекомых, пошёл искать выход, веря, что он где-то впереди. Мне пришлось преодолеть несколько небольших завалов, а также малых залов, где среди сталагмитов убил двух кислотников. Одну тварь придавил камнем, тогда как вторую, совсем небольшую, удалось раздавить самому, просто прыгнув на неё сверху. Этим я обеспечил себе на какое-то время пропитание. Брезгливость даже не просыпалась — чтобы не сдохнуть, я мог сожрать, видимо, что угодно.

На какое-то время остановился у маленького проточного озерца, где напился и немного выспался. И здесь же заметил следы того, что кто-то из разумных здесь регулярно бывал — следы костров, ветки, какие-то узоры на стенах, выполненные угольком.

Недолгий путь под сводами, и вот он, долгожданный выход. Не слишком большой лаз, вскарабкавшись по которому я оказался на открытом и просторном месте, на одной из вершин крохотной каменной гряды с расстилающимися вокруг лесами. Налетевший порыв ветра чуть не сбил с ног, пришлось присесть за камушек. Но не только ветер был виноват в том, что захотелось присесть. Просторы. Огромные просторы! Это вызывало панику, необъяснимую, иррациональную панику. Хотелось прижаться пузом к земле, слиться цветом с камнями, чтобы никто не заметил меня.

— Это же сколько тут всего… Сколько всего может водиться…

Глаза не болели, в силу того, что небо было затянуто тучами, и было непонятно, то ли вечер, то ли утро. И потому можно было окинуть взглядом виды. Горизонт не было видно почти ни в одной из сторон, из-за идущих дождей. Но кое-где можно было разглядеть серебряные блюдца озёр. С одной из сторон я заметил вроде как чистые от леса прямоугольники возделанных полей и небольшие домики. Больше ничего не было видно, но уходить я не спешил.

Сидя у камня, вдыхал резкий запах леса, травы, той грозовой свежести, что нёс мне ветер, и отдыхал. Отдыхал от тех мрачных дней, которые провёл в подземельях, и надеялся, что здесь смогу найти ответы о том, кем я являюсь на самом деле и вернусь ли в ту размеренную и, наверняка, спокойную жизнь, которую вёл ранее. Даже если это не мой родной облик, то и с ним наверняка можно будет что-то сделать. Ужасы позади, уверял я себя, впереди новая жизнь!

Главное найти какой-нибудь город, а там я смогу объяснить всё, что со мной произошло. И мне помогут, наверняка! Правда надо подумать, что дать им взамен, но в случае если потребуют плату — отработаю. Надо верить.

Начавший накрапывать дождик принёс ещё большую свежесть. Подставив морду под мелкие капельки, постепенно привыкал к открытым пространствам. Подняться и идти дальше исследовать этот неизвестный мир (или известный, но о котором я ничего не помнил) заставила мысль, что там наверняка будет что-то повкуснее тараканов подземелий.

И если первые шаги были неуверенные и, казалось, что моя фигура уж слишком заметна, что отовсюду за мной наблюдают невидимые враги, то чем дальше шёл, тем менее это чувство беспокоило. А небольшой курумник, коварно заросший мхом и кустарником дикой вишни, переключил всё внимание на то, что находится вокруг меня, а не на иллюзорную опасность.

Светлый лес встретил ещё большим количеством запахов. Они были везде — травы, кора, насекомые, почва, листва, подсохшие ягоды, цветы, мелкие грызуны, навоз и много других запахов. В них можно было потеряться, но и многое сказать об окружающем — и я не чуял в них опасностей. Этот сладкий воздух пах свободой!

А ещё звуки — щебетанье мелких птах, шелест трав и листвы, кваканье в заболотившейся луже жаб, рычание далёкого хищника, писк мелких зверюшек — всё это звучало мирно, обычной неторопливой жизнью.

Природа вокруг выглядела нетронутой, ни единого следа троп или воздействия на лес инструментов. Однако, нужно помнить о том, что не так далеко за спиной находится ход в глубины подземелья, в котором не так давно произошла бойня между двумя видами разумных существ. Хотя… В голове возникла чья-то фраза о том, что сон разума рождает чудовищ. Тогда тут, в этих подземельях, а возможно и во всём мире разум давно и прочно спит.

Так прошло несколько дней. Я искал присутствие тех, к кому бы смог выйти и открыться, надеясь получить помощь и, возможно, встроиться в их общество, так как какое-то время можно конечно прожить одному, но вот как дальше быть? Всю жизнь выживать одному, скитаясь и скрываясь? Нет, такого я не желал. Но и двигаться в сторону, где мог примерно располагаться город ящеров и крыс, опасался — мало ли как настроены к разным чудищам, являющимся результатом экспериментов крыс, местные жители. Ящеры явно отрицательно. Но возможно, что тут есть и другие. Однако выходить на их города тоже может быть небезопасно. Я такой вот один, а они явно будут в большинстве. Не захотят ли они меня нанизать на что-нибудь острое и выставить в качестве трофея мою зубастую голову где-нибудь у себя на площади? А потому время проводил в медленном движении по лесу, осматривая местные природные красоты и развлекаясь охотой.

Охота в этом мирном, но не хоженом лесу, действительно стала развлечением. Непуганые звери не знали, насколько быстрой могла быть моя реакция, за которую мне приходилось расплачиваться всё большим увеличением аппетита, и