— Мне какое дело!

Женский голос холоден. Но, против воли говорящей, в нем звучит тоскливая нотка. И эта нотка вполне заметна и понятна обоим собеседникам.

— Ты всегда так жил. Тебе это нравится!

Небольшая пауза.

— Да, это правда, — с обезоруживающей откровенностью отвечает собеседник. — Я же неспроста говорю — ты всегда так хорошо понимала меня, ты одна…

— Верно, я тебя неплохо знаю. Поэтому не надо мне льстить! Лучше скажи прямо, чего тебе от меня надо?

Негромкий смех. Вроде обычный — но от него мороз по коже. И я вдруг понимаю, почему. Слова не важны, имеет значение только тон, а он всегда одинаковый. И когда смеется, и когда говорит нежные слова, и когда отдает приказ: «Убейте их всех»…

— Как поживает наш замок?

— Наш?!

— Конечно. Не забывай, кто его тебе построил.

— Ты его построил себе! Хотя врал, что мне…

— Нам, птичка, нам…

— Нет, себе! Ты создавал себе оружие — моими руками! Я этого не видела и не понимала… когда поняла, было уже слишком поздно. А ты хитрый… уже тогда строил планы… Смотрел на пятьсот лет вперед! Когда говорил: я забочусь о твоей безопасности, давай поставим еще кольцо молний… — Наигранное ехидство обрывается сдавленным рыданием. — А я верила каждому твоему слову!

— Но я в самом деле о тебе заботился! Согласись, что благодаря замку ты сейчас в полной безопасности…

— Нет, не в безопасности! Я боюсь! Если хочешь знать, чего именно — его, собственного замка! Боюсь того, что он сможет устроить, если я хоть на миг потеряю над ним контроль…

— Хм, да. Это серьезно. Обращайся там с ним поаккуратнее. Он мне скоро понадобится.

— Убирайся, — отчаянный и беспомощный шепот. — Это мой замок! Ты его не получишь!

— Птичка моя, я не хочу опять тебя обижать. Пойми меня правильно — это не просьба.

Рыдание — уже нескрываемое.

— Ты чудовище! Ты никого не любишь. У тебя нет ни сердца. Ни совести. Ни морали. Ничего! Только зубы! И теперь ты точишь их на мой замок! Что ты затеваешь, кого хочешь погубить на этот раз? Зачем тебе он?!

С той стороны смех.

— Скоро увидимся, птичка. Мы ведь так давно об этом мечтали…

Сероглазая девушка захлопывает ноутбук, роняет голову на руки и плачет.

Гром, гроза, ливень.

Замок плачет вместе с ней. На землю рушатся потоки воды. В этом замке даже горе может быть опасно для окружающих.

Проснулся я под утро от ощущения чрезвычайного дискомфорта во всем теле. С досадой обнаружил, что сплю за столом, мордой на клавиатуре. Форточка была открыта настежь, снаружи завывал ветер и по-прежнему хлестал дождь. Стол был залит водой, даже волосы у меня были мокрые.

Ругаясь и охая от боли в одеревеневших конечностях, я включил свет и поставил чайник. За окном было еще совсем темно, но в далеких окнах уже горели огни — народ вставал на работу. Осенью рассветает поздно.

Снаружи творился натуральный потоп. Проезжая часть превратилась в широкий ручей. Машины ехали по оси в воде. Тротуар был завален мокрыми обломанными ветками. Я заглянул в Интернет — точно, «наводнение в Питере — сильнейшее за последние десять лет!».

Интересно совпало… Может, потому мне и приснился замок Лигейи? Что первично, а что вторично?

Или дело в том, что в последнее время я слишком часто задаю вопросы без ответов? Но тогда почему из всех этих вопросов получил ответ на один — самый случайный, самый неважный? Какое мне, собственно, дело до личной жизни серебряной драконихи?

И до того, что кому-то понадобился ее замок…

«Ты хоть понимаешь, что такое воздушный замок? — вспомнились мне слова Валенка. — Это штука покруче линкора „Айова“…»

Что за линкор такой? Я так и не выяснил, кстати. Но мне стало слегка тревожно. Однако сама мысль, чтобы Лигейя рассталась со своим замком, выглядела абсурдной. Да уж скорее она расстанется с жизнью, чем с ним!

Тем не менее я на всякий случай снова зашел в почту. Строчка с письмом от Лигейи во «входящих» как-то расплывалась. Я, думая, что на монитор попала вода, потер пальцем экран… И стер письмо окончательно. Не поверил своим глазам. Вошел в «удаленные». Проверил корзину.

Нигде ее письма не было.

Мы сидели с Оркой в Старом Добром Пабе, в уютном закутке у двери, на всякий случай, подальше от пианино и поближе к выходу. На столе остывало блюдо с жареными сухариками с сыром и чесноком и оседала плотная пена в кружках с «Гиннессом». Однако еда была забыта за ожесточенным спором. Речь шла об индивидуализме и командных тактиках — за и против. Как я уже говорил, практически все драконы, кроме желтых, не признавали иерархии и необходимости подчинения — без чего не обошлась бы никакая работа в команде. Об этом я и толковал Орке, восхваляя свободную инициативу, свободу принимать решения и вообще — свободу как наивысшую ценность. Но рыжий упорно твердил о важности объединения.

— Вот ты говоришь, что быть одиночкой — это свобода. А я скажу — это слабость! Вы все крутые, независимые, сами по себе! И знаешь чем кончится? По одному вас и перебьют!

— Я никому не буду подчиняться!

— А стоило бы поучиться. В жизни не помешает. Кто не умеет подчиняться — не сможет и властвовать!

— Кто это сказал?!

— Ну, допустим, мой папа.

— А кто твой папа?

— Ну, допустим, военный.

— А-а, тогда понятно!

— Что тебе понятно? Откуда столько презрения?

— Извини, если обидел. Но мой папа всю жизнь говорил, что военные — либо дармоеды, либо убийцы…

Орка засмеялся.

— А что в этом плохого?

— Да ничего. Только то, что армейские методы для драконов не годятся. Каждый дракон — сам себе армия. Зачем крупному хищнику компания себе подобных?

Орка на миг задумался:

— Ты про касаток что-нибудь слыхал?

— Киты-убийцы?

— Ага. Я их манеру охотиться специально изучал. Они и поодиночке могут тюленя словить, как нечего делать. Но когда они охотятся стаей, от них никто не уйдет. Убийство превращается даже не в искусство — почти в магию. Я очень многому у них научился…

— Например?

— Навскидку: когда убиваешь — никакого негатива. Ярость очень мешает. Холодная голова, спокойное сердце, приветливый вид — чтоб не спугнуть. Лучше всего, когда жертва до самого конца не понимает, что ее загоняют. А эмоции выпускаешь потом — когда рвешь ее…