— Нет, не откажусь.

Рекогносцировка-2

Ботинки майора Тонких показались в люке «броника» только через час с лишним после начала переговоров. Потом за ними внутрь нашего стального убежища протиснулись майорские штаны, бронежилет и автомат, а уже затем красное, то ли от холода, то ли от долгих споров с французами, обветренное и мокрое от дождя лицо.

Он достал сигарету и начал рыться в карманах в поисках зажигалки. Не нашел ее. Из черного нутра бэтээра протянулось к нему несколько грязных и мозолистых рук. В них горели огоньки. Игорь прикурил, затянулся и лишь после этого радостно выдохнул:

— Мы их все-таки доломали. Аут оказался для французов. А Сербица будет нашей.

Экипаж 316-го на эти слова никак не отреагировал. Ему было все равно. «Забытому» батальону здесь миротворческую службу уже не нести.

— Французы, их генерал, его зовут, если не ошибаюсь, Брюно Кюше, все же — молодцы, — рассказывал между затяжками майор. — Они обещали нам, как только сюда придет весь наш батальон, уйти из города и отдать здание полицейской управы. Там расположится мой штаб и казарма первой роты. Остальным придется ставить палатки. Ничего не поделаешь. Места другого больше нет. Правда, англичанин из штаба KFOR, этот полупиндос несчастный, говорит: это еще решение — не окончательное, его должен утвердить командующий генерал Джексон.

— Утвердит, никуда не денется, — заверил меня Тонких. — Он — солдат, не политик. Выпендриваться не станет.

— А что местные албанцы?

— Те, конечно, — пакостники порядочные. Говорят, будем выполнять соглашение между НАТО и ОАК, но любви русским не обещают. Нам что главное, — чтобы в спину не стреляли, колодцы не травили, а без их любви мы как-нибудь обойдемся. Вы же знаете, поле после боя всегда достается не кому-нибудь, а миротворцам. А это не только французы с американцами, но, в частности, и мы. И с русскими десантниками им тоже придется считаться, — заключил Тонких.

Майор докурил сигарету, натянул шлемофон и по пояс вылез из люка. На холодный и мерзкий дождь. Так положено в армии, — старший в экипаже, помогая механику-водителю, должен следить за дорогой. Вне зависимости от погоды.

— Заводи, поехали, — скомандовал Игорь. И 316-й рванул через дождь за генеральским «уазиком».

Слатина-Косовская Митровица-Сербица

Прощальный поросенок

— Знаешь, кто самый лучший сапер? — спрашивал бравый десантник 76-й Псковской дивизии ВДВ сержант Сережа и, не обращая внимание на недоумение, написанное на моем лице, сам же ответил на собственный вопрос, — Поросенок.

Видимо, выражение моего лица стало еще больше глупым, чем можно себе это представить. Поэтому сержант смутился и начал подробно, как для школяра, растолковывать журналисту, почему так считает.

— Свиньи, какую бы ерунду о них ни говорили, — суперосторожные животные, — объяснял он. — Поросенок никогда не подойдет к мине или к растяжке ближе, чем на метр-полтора. Никогда не заденет, не переступит ее. Наверное, чувствует какой-то неприятный для себя запах, который идет от взрывчатки, или опасность. Ну, точно собака. Жаль только, дрессировать его нельзя. А то бы я ходил с ним по дорогам, а не с миноискателем…

Эту байку по поросенка-сапера, а может, и не байку — кто знает точно — я услышал в прошлом году в наших миротворческих частях в Абхазии. А вспомнил ее недалеко от

Слатинского аэродрома в Косово, где познакомился с однополчанами сержанта Сережи — саперами 76-й Псковской дивизии ВДВ подполковником Александром Моревым и десятью его подчиненными, занятыми разминированием гор и долин, окружающих этот знаменитый аэродром.

Правда, поросят в Косово я так и не увидел. Албанцы, в отличие от абхазов, их вроде бы не держат, не выпускают, как те, без привязи на вольный выпас в окрестные «желудевые» леса. А сербы, покидая свои дома, скотину, как правило, режут и практически за бесценок продают ее мясо русским десантникам.

Последнего местного поросенка мы, наверное, как раз и съели накануне вечером при свете керосиновой лампы «летучая мышь», когда пили спирт с командованием Боснийского батальона. На аэродроме Слатина опять заглох движок и потому в казарме вырубило электричество. Мы не сумели тогда досмотреть снятый кем-то из десантников видеофильм про «историческую ночь 12 июня», когда «боснийцы» на своих замызганных «брониках» входили в ликующую Приштину.

Взрослые, сорокалетние мужики, полковники и подполковники, прошедшие Афганистан, Абхазию и Чечню, да и многое еще подобное, не раз смотревшие смерти в глаза, плакали в тот вечер, глядя на синий экран телевизора, и не стеснялись ни журналистов, ни подчиненных. Может, спирт был тому виной, может, жаренный поросенок, а может, что-то другое… Но не исключено и то, что это были слезы пережитого тогда звездного счастья, которое выпадает только раз в жизни, да и то не каждому.

Но Бог с ними, с поросятами, спиртом, переживаниями той ночи…

Тихая работа

Подполковник Морев говорил мне, что поддаваться эмоциям для сапера — непрофессионально. Поэтому он набирает к себе в команду ребят спокойных, флегматичных по темпераменту, может даже, в чем-то заторможенных, которых ничем не прошибешь. «Как бы супер- осторожных?» — тут же, по аналогии, подумалось мне.

А подполковник, словно угадав мои мысли, продолжал рассказ:

— Нам удаль, геройство — ни к чему. У сапера — работа тихая, как у грибника. И радоваться, если увидишь растяжку, мину, какую- то неразорвавшуюся бомбу или услышишь ее писк в наушниках миноискателя, не получается. Да и некогда. Присядешь на корточки и прикидываешь так и этак, что делать — тянуть ее «кошкой», разгребать руками или обкладывать толовыми шашками и взрывать на месте. А если рядом дома и на месте нельзя, если она поставлена на неизвлекаемость?..

Мы стояли с Александром Моревым на склоне горы, которая плавно спускается к аэродрому Слатина. В этот момент его подчиненные старшина Володя Федоренков, старшие сержанты Женя Чарыев и Ваня Елисеев, сержанты Дима Дегтярев и Виталий Салагаев, в касках и бронежилетах, с миноискателями в руках, шли небольшим уступом, на расстоянии в полтора-три метра друг от друга, «обшаривали» окрестные кусты и овраги.

Я вспомнил: в Абхазии саперов называют «охотники на смерть». Наверное, здесь в Ко — сово как-нибудь похоже. Но спросить об этом подполковника как-то постеснялся. Вместо этого задал другой вопрос:

— Не боишься отпускать их одних? — кивнул я на ребят.

— Нет, — мотнул головой подполковник.

— Во-первых, они не одни, а вместе. Во- вторых, за плечами у каждого — и Чечня, и Босния, и Абхазия.

Здесь в Косово, в отличие от Абхазии, минную войну с миротворцами никто не ведет. Никто не закапывает рядом с дорогой, где проходят армейские «броники», тяжелые, радиоуправляемые фугасы, не сидит в недалеких кустах и не ждет, когда к нему приблизится кто-то из российских саперов, и не соединяет электроконтакты радиовзрывателя.