— Я… не знаю, — растерянно ответил младший политрук.

Я зло скривился. Какой он, к черту, офицер?!

— Как далеко до ближайшего населенного пункта, в котором можно получить помощь?

В ответ младший политрук только дернул головой.

— Я… это водитель знал. Я с ним старшим машины… первый раз…

Я покачал головой. Да уж, подготовочка! Да кто ж тебя выпустил такого за пределы дислокации без отработки местности хотя бы по основным линиям передвижения и реперным точкам?

— Что хоть везли-то?

— Тираж, — пробормотал младший политрук.

— Чего? — не понял я.

— Ну… свежий тираж дивизионной газеты.

Я опять не понял, но сообразил, что, чем расспрашивать у Иванюшина, лучше посмотреть самому. И двинулся в сторону кузова.

В кузове сиротливо жались в углу пачки бумаги с напечатанными текстом и черно-белыми изображениями крайне низкого качества. Я распотрошил одну и углубился в чтение. Спустя сорок секунд я отложил газету и задумался.

Текст этого средства массовой обработки сознания произвел на меня удручающее впечатление. Если бы не отсутствие специфически детского словарного запаса типа «бо-бо», «а-та-ташки» и «бяка», я бы посчитал, что данные тексты рассчитаны на детей младшего школьного возраста. Бравурные рапорты о том, как младший сержант Пудовкин отлично освоил вверенную ему боевую технику или подразделение капитана Стеблова отстрелялось на «отлично», перемежаемые репортажами с дивизионной партконференции, на которой коммунисты соединения как один поклялись «поднять», «повысить», «выжигать каленым железом» и «сомкнув ряды в едином строю», как завещали уже упоминаемые Головатюком «товарищ Сталин и сталинский нарком товарищ Тимошенко», или сообщениями о том, как красноармейцы Н-ского полка помогают колхозникам в заготовке кормов, на любой мало-мальски развитой ум производили крайне гнетущее впечатление.

Нет, то, что в любой армии необходимо присутствует элемент психосоционики, непреложный факт. Ибо любая армия в первую очередь инструмент построения государства. Не только и не столько как военная сила, хотя и это тоже, но и, во-первых, как некий инструмент постановки задач. Какую следует иметь промышленность, чтобы оснастить армию необходимой техникой и оружием? Каков уровень физического и интеллектуального развития призывного контингента, чтобы они освоили эту технику и оружие? Какие научные направления развивать, чтобы оставаться на пике военного превосходства? Какие из других государств обладают необходимыми сырьевыми, промышленными или демографическими ресурсами, способными восполнить имеющиеся дефициты?.. Ответы на эти вопросы во многом формируют промышленную, образовательную, научную и внешнюю политику государства. Или не формируют.

Но в этом случае страна лишается существенной части своего суверенитета, обрекая себя на необходимость обменять его на гарантии со стороны той страны, которая готова учитывать некоторую часть ее интересов при формировании своей экономической и внешней политики.

Ну а, во-вторых, причем это едва ли не наиболее важно, армия еще и самый мощный инструмент для формирования как базовых мировоззрений гражданина, так и всего комплекса качеств, требующихся для создания управленческой элиты государства. Храни Бог страну, в которой основная часть управленческой элиты не имеет школы военной службы. Храни… потому что только ты и можешь ее сохранить, ибо сама она себя сохранить не в состоянии. Если, конечно, это не находящийся на отшибе и слабозаселенный Рейкьявик II и имеющиеся у него ресурсы — от демографических до промышленных и сырьевых — хоть кого-то интересуют.

Это уже даже не аксиома, а теорема, не один десяток раз доказанная большой кровью. Но! Раз армия — инструмент построения государства, то что же за государство можно построить с помощью армии, в которой инструменты, подобные этой… (как он ее назвал — «тираж дивизионной газеты»), являются действенными? Делать из военного узкоспециализированный и оболваненно-ограниченный персонал для обслуживания образцов вооружения и боевой техники и настойчиво вдалбливать ему, что именно в этом и состоят его единственный долг и задача, — это… все равно, что использовать двусторонние гравизацепы для пускания «блинчиков» по воде. Страшно ресурсозатратно и крайне неэффективно. Здесь что, ничего не слышали даже о базовых принципах соционики?

— Товарищ командир…

Занятый столь грустными размышлениями, я как-то выпал из общего контроля обстановки, так что голос Головатюка, вернувший меня в действительность, резко включил и остальные рецепторы моего организма. Поэтому уже в следующую секунду я выпрыгнул из кузова и большими скачками устремился к повороту, из-за которого доносился непривычный уху стрекот, чем-то напоминающий работу используемых на местных транспортных средствах химических двигателей. Похоже, задача доставки раненого в место, где ему может быть оказана помощь, близилась к своему решению. Если, конечно, приближающееся транспортное средство не принадлежало армии нападающей стороны…

Последнее предположение оказалось верным. Потому что не успел я достичь поворота, как Головатюк открыл огонь. Я досадливо сморщился, на ходу перехватывая свой «дегтярь» в положение для стрельбы. Вероятность того, что нам удастся захватить исправное транспортное средство, несколько понизилась, но, судя по звукам, оно там было не одно. А значит, шансы оставались.

Я перепрыгнул через Головатюка, устроившегося за кустом на самом повороте, и приземлился уже в передней стойке. Выстрел, выстрел, выстрел… выстрел. Я выпрямился.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул Головатюк за моей спиной. — Как вы их!.. На кажного по одной пуле. И не целились даже…

Я ничего не ответил. А что тут говорить? Попасть в голову практически неподвижного человека (скорость у этих транспортных средств после выстрелов Головатюка упала километров до трех-пяти в час) на дистанции около полусотни метров… тоже мне достижение! Да в стандартном курсе тактической стрельбы Гвардии как минимум треть упражнений выполняется с отключенным прицельно-навигационным комплексом. В том числе и на штатную дальность стрельбы всем комплексом встроенного вооружения боевых лат. А это в пределах примерно сорока километров. Мы гвардейцы или ополченцы в конце концов?

Транспортные средства оказались трехместными. Что-то вроде наземного варианта легких гравибагги, используемых для разведки местности в условиях низкой вероятности организованного сопротивления противника. Одно из них оказалось повалено набок, а другое просто съехало с дороги и уперлось в дерево, продолжая вхолостую молотить двигателем. Я присмотрелся. Органы управления мне были совершенно незнакомы, но с тем уровнем координации движений, которым обладали гвардейцы, освоение любого из местных транспортных средств не должно было представлять особых сложностей. Если разобраться с органами управления.

— Умеешь пользоваться? — спросил я подошедшего Головатюка.

— Никак нет, — мотнул головой тот.

— Тогда зови младшего политрука, — вздохнул я. Особенной надежды на его навыки у меня тоже не было. Если уж тот не смог пользоваться стандартным транспортным средством своей армии, надеяться на то, что у него есть навыки управления специализированным, да еще и чужим, было глупо.