Черт, подумал Эй Джей.

Майя опять заплакала.

Он взял ее на руки. Похоже, ей пора было сменить подгузник, чего Эй Джей никогда в жизни не делал, хотя с упаковочной бумагой управлялся неплохо. Когда была жива Ник, на Рождество покупателям «Острова» предлагали бесплатную подарочную упаковку. Эй Джей предположил, что смена подгузника потребует тех же навыков, что упаковка книг. Рядом с девочкой стояла сумка, и он понадеялся, что ее оставили здесь как раз на этот случай. К счастью, его надежды оправдались. Он прямо на полу переодел Майю, стараясь не пачкать ковер и поменьше глазеть на ее интимные места. Процедура заняла минут двадцать. Как выяснилось, живые дети отличаются от книг большей подвижностью и меньшей правильностью геометрической формы. Майя наблюдала за ним, склонив голову набок, надув губы и сморщив нос.

— Прости, Майя. Я понимаю, это тебе не морской круиз, и полностью с тобой согласен. Чем раньше ты перестанешь делать это в штаны, тем меньше нам придется этим заниматься, — проговорил Эй Джей.

— Прости, — отозвалась Майя.

Эй Джей почувствовал себя сволочью.

— Нет, это ты прости. Я в этом совершенно не разбираюсь. Я засранец.

— Засранец! — повторила девочка и захихикала.

Эй Джей обул кроссовки, подхватил девочку, сумку и записку и направился в полицейский участок.

Дежурил в этот вечер конечно же начальник полиции Ламбиазе. Судя по всему, ему на роду было написано присутствовать при самых важных в жизни Эй Джея событиях.

— Кто-то оставил ее в магазине, — шепотом, чтобы не разбудить уснувшую у него на руках девочку, сказал Эй Джей.

Ламбиазе ел пончик. Смущенный тем, что его застали в подобный момент — кому приятно служить иллюстрацией к пошлому стереотипу? — он быстро дожевал кусок и произнес не официальным, а вполне человеческим голосом:

— Ух ты, вы здорово смотритесь.

— Это не мой ребенок, — все так же шепотом сообщил Эй Джей.

— А чей же?

— Кого-то из покупателей, наверное, — сказал Эй Джей, выуживая из кармана записку и передавая ее Ламбиазе.

— Ничего себе! — воскликнул тот. — Мать подбросила ее вам.

В этот момент Майя открыла глаза и с улыбкой уставилась на Ламбиазе.

— Прелесть какая, а? — Он наклонился к девочке, и та схватила его за усы. — Это кто дергает дядю за усы? — тоненьким голоском просюсюкал Ламбиазе. — Кто хочет украсть у дяди усы?

— Начальник полиции Ламбиазе, по-моему, вы недостаточно серьезно подходите к этому делу.

Ламбиазе кашлянул и выпрямился.

— Ладно. Что мы имеем? Сейчас пятница, девять вечера. Я подам запрос в Управление по делам семьи, но с учетом снегопада, выходных и расписания паромов сомневаюсь, что кто-нибудь доберется сюда раньше понедельника. Попробуем вычислить мать или отца. Вдруг эту начинающую воровку кто-то ищет.

— Майя, — произнесла Майя.

— Тебя зовут Майя? — опять засюсюкал Ламбиазе. — Чудесное имя. — Ламбиазе снова откашлялся. — Кто-то должен побыть с ней в выходные. Мы с ребятами можем по очереди за ней присмотреть. Или…

— Не стоит, — сказал Эй Джей. — Все-таки полицейский участок не самое подходящее место для ребенка.

— Вы что-нибудь знаете об уходе за детьми? — спросил полицейский.

— Это же только на выходные. Разберусь. Позвоню свояченице. А если она чего-то не знает, спрошу у Гугла.

— У Гугла, — повторила девочка.

— «Гугл»! Трудное слово! — удивился Ламбиазе. — Хорошо, зайду к вам в понедельник. Странная штука жизнь, верно? Один крадет у вас книгу, другой оставляет вам ребенка.

— Да уж, — кивнул Эй Джей.

По дороге домой Майя непрерывно рыдала, меняя тональность от воя новогодней дудки до рева пожарной сирены. Эй Джей сообразил, что девочка проголодалась, но вопрос, чем кормить двадцатипятимесячного ребенка, поставил его в тупик. Он оттянул Майе губу, чтобы посмотреть, есть ли у нее зубы. Зубы были, и она попыталась ими воспользоваться, чтобы укусить его за палец. Набрав в Гугле: «Чем кормят ребенка двадцати пяти месяцев?» — он выяснил, что дети в этом возрасте обычно едят то же, что родители. Откуда было Гуглу знать, какой дрянью питался Эй Джей. Холодильник у него был забит готовой быстрозамороженной едой, по большей части перченой. В поисках помощи он позвонил свояченице.

— Исмей, прости, что беспокою, — произнес он в трубку. — Ты, случайно, не знаешь, чем кормят двадцатипятимесячных детей?

— Зачем тебе? — сдавленным голосом спросила она.

Эй Джей объяснил, что ему в магазин подбросили ребенка, и Исмей, немного помедлив, обещала приехать.

— Уверена? — спросил ее Эй Джей. Исмей была на седьмом месяце беременности, и ему не очень хотелось ее тревожить.

— Уверена. Молодец, что позвонил. Величайшего писателя всех времен и народов нет в городе, а у меня все равно последние пару недель бессонница.

Не прошло и получаса, как на пороге появилась Исмей с пакетом домашней стряпни: овощами для салата, лазаньей с тофу и половиной яблочного крамбла.

— Больше ничего не успела, — сказала она.

— Да что ты, все отлично, — похвалил ее Эй Джей. — Моя кухня плохо приспособлена.

— Твоя кухня — это место преступления, — не согласилась она.

При виде Исмей Майя заплакала.

— Наверное, по маме скучает, — предположила Исмей. — Может, я похожа на ее маму?

Эй Джей кивнул, хотя ему показалось, что Майя просто испугалась. У Исмей была модная стрижка, благодаря которой ее ярко-рыжие волосы колючками торчали в разные стороны, светлые глаза, бледная кожа и длинные тонкие руки и ноги. Черты ее лица были чуть крупнее, а движения — чуть резче, чем нужно. Беременность сделала ее похожей на похорошевшего Горлума. Она могла напугать ребенка одним своим хорошо поставленным голосом, наполнявшим собой все помещение. За те пятнадцать — или около того — лет, что Эй Джей знал Исмей, она, по его наблюдениям, постепенно менялась, как меняется стареющая актриса, начавшая с Джульетты, перешедшая к Офелии, потом к Гертруде и, наконец, к Гекате.

Исмей поставила разогревать лазанью.

— Покормить ее? — предложила она Эй Джею.

Майя посматривала на нее с подозрением.

— Не надо, я сам, — отказался он и повернулся к Майе: — Ты умеешь пользоваться ложкой и вилкой?

Майя проигнорировала его вопрос.

— У тебя нет детского стульчика, — сказала Исмей. — Надо ее куда-то усадить, чтобы она не упала.

Эй Джей посадил Майю на пол, соорудив из издательских пробников конструкцию в виде буквы «П» и обложив ее изнутри подушками.