Майкл глядел на них, не мигая. Его снова замутило, и он принялся делать глубокие вдохи. Потом, покачав головой, продолжил путь вперед вдоль коридора. Но в голове у него проносились видения серебристых вспышек, которые недавно попадались ему на кухне и в коридоре. Не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть, что они и сейчас следуют за ним.

Уголком глаза он видел открытую дверь того маленького кабинета, где на письменном столе было намалевано зеленой краской слово «Скутер». Эрика писала желтой, а Трейси - металлической золотой краской. В сознании Майкла промелькнула другая картина… как он окунает палец в ярко-синюю краску и выводит на деревяшке большую букву «М». Каждая жилка в нем боролась с искушением войти в эту комнату.

Но серебряная зыбь мерцала совсем близко от него.

Еще недавно в доме стихли все звуки, но вот теперь они возвращались. Смех перерос в какую-то безумную какофонию, все это напоминало школьный двор с его песнями, смехом, криками. И запахи, это буйство запахов… попкорн и корица, свежеиспеченный пирог, розмарин и зажаренная индейка, весенний дождь и цветы, дымок от горящих в печке дров. Откуда-то в доме послышались скрежещущие звуки каллиопы [1]. Может, они шли от каруселей: ему показалось, он узнал этот резкий металлический звук. Это ведь мороженщик. Тот, с его улицы. Фургон принадлежал учителю из их школы, мистеру Мэрфи, который разъезжал на нем по городку все лето. На борту фургона было намалевано карикатурное изображение клоуна с волосами тех же ярких оттенков радуги, что и любимое мороженое Майкла. Он тогда боялся клоуна, несмотря на то, что краска потускнела и облупилась, словно время поработало над этим рисунком стальной мочалкой.

Вот оно что. Скрипучая мелодия фургона мороженщика, мистера Мэрфи. Он почти ощутил вкус того вафельного рожка, почти увидел того клоуна с его приземистой безобразной фигурой, носом картошкой, сияющей ухмылкой, словно говорившей: «Не проходите мимо, детишки! Я ваш друг. Только поберегите зубки, и все будет в порядке…»

Он выпрямился, оторвавшись наконец от пола. Не чуя под собой ног и спотыкаясь, вошел в дверь, сильно ударившись о косяк плечом, отчего его пронизала ощутимая боль. Комната была пуста. По крайней мере, какое-то мгновение. Потом опять он заметил боковым зрением какие-то движущиеся фигуры. Но не серебристые полосы… То были призраки детей.

Клавишный музыкальный инструмент со свистками.

Белокожие девочки прыгали через скакалку. В углу сидела угрюмая маленькая мулатка. Другие две играли в «камни-ножницы-бумага».

Он никогда отсюда не выберется.

Бросив последний взгляд в сторону коридора, он увидел там целое море серебра.

Майкл вскарабкался на стол и с размаху бросился на оконное стекло, весь сжавшись, в надежде, что это поможет ему уберечься от осколков. В следующий момент он уже падал, нелепо молотя по воздуху руками и ногами. Вокруг него, поблескивая в лунном свете, каскадом разлетались стеклянные брызги.

Навстречу неслись пучки разросшейся травы.

Удар о землю едва не вышиб из Майкла дух.

Потом над ним сомкнулась темнота, тени поглотили лунный свет.

Во рту по-прежнему сохранялся густой грубоватый вкус крепкого портера.

Первым ощущением Джиллиан Дански в то воскресное утро были бегущие по рукам мурашки. Она поежилась и подтянула колени к животу, приняв позу эмбриона, но теплее от этого не стало. Ее соски болезненно напряглись от холода. В машине не было ни одеяла, ни пледа, чтобы укрыться.

Тук, тук, тук!

Медленно пробуждаясь, она почувствовала, что в глаза ей бьет свет. И в тот же момент пришло следующее ощущение - ломота во всем теле. У нее затекла шея; тупая боль, начавшись в затылке, дошла до макушки, захватив также лоб и виски. Урчание в животе почти наверняка предвещало тошноту, предупреждая о том, что, попробуй она совершить что-нибудь более смелое, чем просто открыть глаза, ее вывернет наизнанку.

Джиллиан снова поежилась и тоненько застонала. Эти звуки были порождены не болью, а раскаянием. Все, чего хотели ее тело и душа, - это остаться на том же месте, где она была. Но она понимала, что не справится с холодом, если не будет двигаться.

Тук, тук, тук!

Не открывая глаз, она нахмурилась. Что это за шум? Она слышала его раньше, не отдавая себе отчета в том, что это такое. Похоже на стекло, что-то стучит по…

– Вставай! - звал нетерпеливый голос Мужской голос. Но не Майкла.

Фрагменты этой странной головоломки все были здесь, но мозг работал медленно, не в силах сложить их вместе. Потом, за долю секунды, они упорядочились. Одеревенелость во всем теле. Мягкость сиденья. Холод. И этот стук… стук в окно автомобиля.

Джиллиан открыла глаза. Ее заставил зажмуриться солнечный свет, но она ясно разглядела голубую униформу. Она лежала на заднем сиденье машины, вглядываясь в грубоватого с виду, но красивого молодого полицейского, который всем своим видом выражал презрение к ней. Так на нее никогда раньше не смотрели, и она надеялась, что больше не посмотрят. О стекло ударился осенний лист, промелькнул перед лицом полицейского и исчез, на какое-то мгновение скрыв ее от осуждающего взгляда.

– О Боже! Майкл! - воскликнула она и слишком быстро выпрямилась на сиденье, совсем позабыв о своей несчастной похмельной голове.

Тут же, охнув, она прижала к виску ребро ладони и зажмурила от боли глаза. Все это было ей внове. За свою жизнь Джиллиан напивалась довольно сильно раза три, но никогда у нее не было такого похмелья. И уж конечно, никогда не просыпалась она на заднем сиденье машины. Собственной или чужой.

Коп снова забарабанил по стеклу, знаками приглашая ее выбираться из автомобиля. Неужели парню непонятно, что у нее раскалывается голова? Джиллиан еще сильнее зажмурила глаза, но потом заставила себя открыть их, опустила ноги вниз, усевшись на сиденье, и заглянула вперед, где скорчившись, как недавно она, лежал Майкл. Его не разбудил даже стук полицейского по стеклу.

– Мадам? - позвал коп приглушенным из-за стекла голосом. - Выйдите, пожалуйста, из машины. Сейчас.

Последние слова были произнесены спокойно, но таким повелительным тоном, что не подлежали обсуждению. Теперь она заметила второго полицейского. Он стоял с другой стороны машины, с сумрачным выражением лица разглядывая Майкла, облаченного в изорванный, измятый мушкетерский костюм. И тут впервые Джиллиан задалась вопросом, почему ее муж не просыпается.

– О нет, - пролепетала она тоненьким голоском, даже ей самой показавшимся чужим. Протянув руку к переднему сиденью, она схватила Майкла за плечо и принялась трясти со всей силы, на какую была способна в состоянии похмелья. - Майкл! Майкл, проснись!

– Мадам! - заорал коп.