На столике между шезлонгами стояли два высоких бокала виски с содовой, ведерко со льдом и хрустальная пепельница, полная окурков.

– Нет, я говорю о нашей стычке в гардеробе «Коконат-Гроув»[36], – пояснил Богарт.

– Что, простите? – не понял Скотт.

Он отлично помнил это заведение: потолок, усыпанный искусственными звездами, пальмы и музыкантов Гаса Арнхейма на сцене. Когда-то давно они с Зельдой останавливались в «Амбассадоре» и танцевали в «Коконат-Гроув» каждую ночь. Это было еще во времена сухого закона. Через пару недель их попросили съехать, и Зельда придумала сдвинуть всю мебель в центр номера и положить сверху неоплаченный счет[37].

– Вот, – Богарт повернул голову и показал на белый шрам в уголке рта размером с рисовое зернышко, – это же вы мне оставили.

– Рассказывают, что ты тогда решил, будто кто-то шарил у тебя по карманам, – присоединился Бенчли.

– Сожалею. Полагаю, я в тот момент был не в себе.

– Все в порядке. Я и сам был хорош. И даже дал сдачи. Та история сыграла мне на руку. Ведь только благодаря ей обо мне заговорили.

– Ты и сейчас знаменит только ею! – брякнула его спутница, по-видимому, уже порядком пьяная. – Клянусь, он при каждом знакомстве сообщает, что ему рассек губу сам Фрэнсис Скотт Фицджеральд!

– Если честно, я ведь до того дня ни одной вашей вещи не прочитал, – признался Богарт.

– Тогда уж скажи ему все как есть, – снова встряла блондинка. – Он считает вас лучшим писателем всех времен.

– Я такого не говорил, – одернул ее Богарт и, с улыбкой повернувшись к Скотту, произнес: – Когда Бенч обмолвился, что вы придете, я решил, что просто обязан сказать вам, что мне нравятся ваши книги, вот и все.

– Благодарю, – кивнул Скотт. – А мне запомнилась ваша игра в «Окаменелом лесу».

– Тронут. Но честное слово, я считаю, что «Великий Гэтсби» – шедевр. По-моему, он просто гениален!

Хоть Богарт и переставил кое-какие слова местами и потерял ритм, Скотт все равно был скорее польщен, чем смущен, и не стал его поправлять. Ему предложили выпить, но Бенчли напомнил, что пора выдвигаться, и Богарт пообещал, что непременно как-нибудь угостит Скотта, если они столкнутся в баре.

– Парень мечется сейчас между двумя женщинами, – пояснил Бенчли, пока они ехали на холмы.

По правой стороне дороги тянулся головокружительный обрыв, и Скотт предпочел бы, чтобы громоздкий «Паккард» – свидетельство успешной актерской карьеры хозяина – ехал медленнее. На горизонте, за раскаленной равниной Лос-Анджелеса, виднелась темно-синяя полоса моря и, если приглядеться, остров Санта-Каталины.

– А Мэйо так и вообще – постоянно в поисках новых ощущений. Даже не представляю, что будет, если эта парочка решит пожениться. У нее есть пистолет, и мы иногда слышим выстрелы. Но соседи они хорошие, достойнейшие люди.

– А где его жена?

– На Бродвее. Она ни на что не променяет Нью-Йорк. Она же старше Боги. Они встретились, когда он только начинал. Мне кажется, она ничего не имеет против того расставания. Хотя вообще-то они прекрасная пара. Впрочем, все равно ничего хорошего из этого не выйдет.

– Хамфри не ищет легких путей.

– Как и все мы, – сказал Бенчли.

Может, он имел в виду что-то другое, но, в сущности, был прав. Мужчинам по нраву женщины с огоньком, и наоборот.

– Кстати, – сказал Бенчли. – Про Оппи.

– Да?

– Не одалживай ему денег. Спускает все на скачках.

– Спасибо, буду знать.

– И не делись задумками. Украдет. Потому и продержался здесь так долго.

– Понял.

Эрнест остановился у друзей – вот и все, что можно было вытянуть из Бенчли. Видимо, он обещал хранить тайну. Скотта уже не удивляло желание Эрнеста создавать вокруг себя ореол загадочности. К вящему удовольствию журнальных подписчиков, он годами путешествовал по всему миру, играл на публику, позировал в немыслимых одеяниях, а Скотт тем временем сидел дома и пытался наладить жизнь – занятие, к которому у него, как выяснилось, не было больших способностей. Когда-то они делили пьедестал, и всех всё устраивало, но в последних письмах Эрнеста сквозило пренебрежение, если не открытый вызов, и вместо того, чтобы ответить тем же, Скотт нажаловался Максу, надеясь, что тот восстановит между ними мир. Надежды не оправдались.

Пока роскошный автомобиль Бенчли взбирался по извилистой дороге, Скотт чувствовал тошнотворную смесь страха и уверенности в собственной правоте, как оскорбленная сторона перед дуэлью. Приглашение льстило, и в то же время он ожидал подвоха.

На вершине каньона Лорел они повернули на запад, на Малхолланд-драйв, и проехали еще несколько миль, пока наконец Бенчли не свернул на пыльную, резко уходившую вниз проселочную дорогу с растущими по обеим сторонам соснами, сладкий аромат которых проникал в окна машины. Постепенно воздух становился прохладнее, сильнее ощущался влажный запах океана. За последним слепым поворотом дорога перестала петлять, зато сделалась неровной – машину то и дело трясло – и повела куда-то в лес. Не было видно ни дорожных знаков, ни почтовых ящиков, ни ворот, и если бы не далекая полоска моря, мелькавшая меж деревьев, можно было решить, что они забрались в горы Северной Каролины.

Зная Эрнеста, Скотт приготовился увидеть мрачный охотничий домик из камня с чучелами животных, но в конце дороги их ждала стеклянная вилла на склоне холма с окнами на океан. «Наверное, трудно было доставлять сюда строительные материалы…» – невольно подумал Скотт. И ночью этот дом, должно быть, светится в темноте, словно аквариум. Великолепный и сумасбродный одновременно, он казался совершенно несуразным, такой мог только во сне привидеться.

Скотт и Бенчли спустились по крутой лестнице к входной двери, за которой, одетая в простую белую блузку и черную юбку, как обыкновенная домохозяйка, их встретила Марлен Дитрих.

Скотт так привык к ее экранному образу, что был поражен морщинками у рта. В жизни ее знаменитый томный взгляд казался потухшим и словно чем-то затуманенным. Он понимал, что несправедлив, – все-таки и его фотографии когда-то ретушировали, да и сам он не молодел, – но все же он почувствовал разочарование, будто его обманывали много лет.

– Должна предупредить, – прозвучало как «толшна претупретить». – Ему нездоровится. Врач говорит, нужен покой. А он не слушает…

От предложения выпить и Бенчли, и Скотт отказались, однако последнему все же польстила мысль, что у него был шанс принять бокал от самой Марлен Дитрих. Она провела гостей в комнату с панорамным видом, служившую гостиной, и тут же удалилась. Там же их встретил Эрнест. В полосатых шортах и майке, он неловко опирался на костыль, а его правая голень, обмотанная несколькими слоями серого бинта, напоминала осиное гнездо. С их последней встречи Эрнест заметно погрузнел. Сейчас он выглядел так, будто только что поднялся со сна. Подбородок и щеки покрывала трехдневная щетина, а немытые волосы с одной стороны были примяты.