- Разве назначением на столь важные государственные должности распоряжаешься только ты? - съязвил Аристид. - Разве в Афинах ныне не демократия, а тирания?

- Ты знаешь, Аристид, что у меня много друзей, а также есть немало людей, мне обязанных. - Фемистокл вздохнул. - Я в отличие от тебя дорожу дружбой, поэтому имею возможность в какой-то мере влиять на жеребьёвку и распределение голосов при голосовании. Подумай, Аристид. Моё предложение верное!

- И думать не стану! - сердито отрезал Аристид. - Ты приобрёл большое могущество, обворовывая государство и потакая толпе. Поглядим, достанет ли твоего могущества оказаться сильнее закона. Ступай, Фемистокл. Нам не о чем больше разговаривать!

Перед тем как уйти, Фемистокл не удержался и кольнул Аристида замечанием:

- Знаешь, какая между нами разница? Я - друг закона, а ты - его раб. Два друга всегда смогут договориться. А вот господин и раб - никогда. Скоро ты на себе почувствуешь, что афинские законы столь же несовершенны, как и афинская демократия.

Аристид сдержал себя, не желая вступать в полемику и зная, что это может затянуться надолго. И самое главное, ему вряд ли удастся убедить своего извечного соперника в том, что законы Клисфена гораздо совершеннее древних законов Драконтаи Солона.

Прошло немногим больше месяца после этого разговора.

Затем случилось то, чего Аристид меньше всего ожидал. Судебный процесс не только продемонстрировал ему несовершенство афинского законодательства, но и в полной мере подтвердил правоту Фемистокла.

Последний, благодаря хитростям и уловкам, сумел и дело повернуть в нужное ему русло, и судей заговорить длинными цветистыми речами, и даже влезть в доверие к аристократам. Они обратились к нему за помощью, видя, что Аристид не собирается им помогать и даже старается не замечать тех, кого ещё недавно называл друзьями.

Сначала состоялся суд над проворовавшимися логистами, двое из которых сумели свалить всю вину на покойного Софенета. В результате огромный штраф пришлось платить старшему сыну Софенета. Третий из логистов, Эвмел, отделался незначительным штрафом, поскольку его защищал лучший друг Фемистокла Эпикрат, поднаторевший в такого рода делах. Аристид поначалу даже решил, что Эпикрат пребывает во вражде с Фемистоклом, ибо тот на суде всё валил на архонта-эпонима, выгораживая Эвмела. На самом же деле Эпикрат переиграл и Аристида, и председателя суда. Они оба полагали, что теперь-то Фемистоклу придётся очень плохо: груз доказательств против архонта-эпонима был слишком велик.

Однако Фемистокл с блеском выпутался из сложнейшей паутины обвинений. Ничего по сути дела не отрицая, он настроил в свою пользу большинство присяжных, разглагольствуя о том, сколько сил потрачено на постройку флота, благодаря которому афиняне скоро будут господствовать на море. Председатель суда был настроен явно против Фемистокла, так как был сторонником Аристида, но среди присяжных преобладали люди из афинской бедноты, которые слепо верили каждому слову. Присяжные приговорили архонта-эпонима к такому ничтожному штрафу, что Аристид от возмущения на какое-то время потерял дар речи.

Домой из гелиэиАристид пришёл еле скрывая клокотавшую в нём ярость. Он наорал на слуг, а за обедом излил супруге своё невысказанное недовольство.

- Прав был Солон, утверждавший, что судить и властвовать должны люди знатные, получившие это право от богов, самых первых устроителей Афинского государства, - кипятился Аристид. - При Солоне так и было. А ныне в суде заседают голодранцы, неучи и мужланы! Любой мало-мальски обученный оратор способен забить этим горе-судьям мозги откровенной ерундой, отвлечь их от сути дела и выиграть процесс, понося эвпатридов и превознося свои заслуги перед демосом. О Фемида!Ты и впрямь слепа, коль позволяешь негодяям вроде Фемистокла трактовать законы себе в угоду и дурачить суд. Сегодня он обворовал государство на двадцать талантов и убедил почти всех присяжных в своей правоте. Завтра он обворует казну уже на шестьдесят талантов, а тупоголовые судьи будут стоя рукоплескать, восхищённые речью о величии Афин!

Кусок не лез Аристиду в горло. Он придирался к поварихе, говоря, что лепёшки пригорели, рыба несвежая, а сыр - твёрдый, как камень!

Досталось от Аристида и законодателю Клисфену, который, по его мнению, совершил непростительную ошибку, отняв гражданское судопроизводство у Ареопага и передав в народный суд - гелиэю. Злость распирала Аристида от осознания того, что Фемистокл вышел практически сухим из воды, а виноватым оказался покойный Софенет, за которого теперь отдувается его старший сын.

Судебные процессы грозили затянуться ещё на несколько месяцев, поскольку в списке обвиняемых числилось ещё много людей. Однако в Аристиде что- то надломилось. У него уже не было прежнего желания докапываться до истины, поскольку он видел, что всё отдано в руки случая, а не правосудия. Аристид закрыл глаза на то, как его друзья, проходившие по обвинению, скрывают улики, договариваются с судебными следователями о снисхождении, суют взятки направо и налево. Часть улик он уничтожил сам, устав от просителей, обивавших порог его дома. Шум вокруг процесса и вовсе стал стихать после того, как Аристид снял обвинение с самых знатных виновных. Народ, не получивший любимого зрелища, когда выносятся суровые приговоры отпрыскам знатных семейств, был разочарован в Аристиде и выражал ему своё недовольство. Знать же, наоборот, расточала похвалы человеку, который, по её мнению, вовремя одумался.

Аристиду же были одинаково неприятны и гнев народа, и признательность эвпатридов, поскольку он впервые в жизни пошёл на сделку с самим собой.

Но самый страшный удар ожидал Аристида по окончании срока его полномочий главного казначея. Фемистокл предъявил ему обвинение в растрате государственных денег. И когда специальная комиссия сделала проверку, то, к изумлению Аристида, выяснилось, что в казне действительно имеется небольшая недостача. Дело дошло до суда. И, несмотря на псе красноречие Аристида, присяжные присудили его к огромному штрафу и конфискации имущества. Так народ мстил казначею за преследование Фемистокла и за снисхождение к проходившим по этому же делу эвпатридам.

Аристид был раздавлен. Афинское правосудие казалось ему каким-то злобным фарсом! Фемистокл, укравший из казны двадцать талантов, отделался ничтожным штрафом. Аристид же, не взявший из казны ни оболаи пострадавший по недобросовестности одного из своих помощников, присвоившего горсть серебряных монет, получил самое суровое наказание.

Судебная комиссия уже отправилась производить опись имущества Аристида, когда первые и лучшие из афинских граждан возмутились. Возмущение это достигло такого накала, что Аристид был немедленно оправдан и даже вновь назначен на прежнюю должность.

Но он не только отказался от должности казначея, но и произнёс перед согражданами речь, полную обиды и недовольства существующим положением вещей в Афинском государстве.

- Когда я старался следовать закону и покарать главного вора Фемистокла, то на меня ополчились и бедные и богатые, - с горечью говорил Аристид. - А из-за недостачи в несколько драхм я опозорен на все Афины. Теперь, спохватившись, сограждане удостаивают меня честью вновь стать казначеем. Однако я сам отныне стыжусь этой чести и сожалею о вас, граждане афинские, ибо вы охотнее одобряете того, кто угождает негодяям, нежели того, кто охраняет государственную казну. В результате наша демократия более похожа на червивое яблоко. Причём сами черви, разъедающие его, громогласно возмущаются тем, что всё подвержено наговорам, воровству и подкупам. А кто виноват? Виноват, оказывается, я, поскольку один желаю быть честным и следовать закону.