Могут возразить, что такие важные вопросы, как колебание цифры браков, степень распространенности проституции и спроса на нее и т. д., могут быть в самом деле обусловлены хозяйственными интересами, но что от них совершенно не зависят такие второстепенные явления, как законы приличия, моды, больший и меньший вырез груди в женском костюме, видоизменения представлений о чувственной красоте и т. д. На это возражение необходимо ответить, что все эти, по-видимому, столь второстепенные явления тоже без исключения отражают не что иное, как экономический базис общественного бытия людей и народов, только в переносном смысле, в несколько более завуалированном виде, так что часто с трудом приходится проникнуть сквозь внешнюю оболочку, чтобы дойти до истинной сущности явления.

Мы и это положение докажем анализом некоторых явлений, тем более что при этом выясним ряд других важных выводов, имеющих для нас значение.

Таким важным выводом служит уже первое умозаключение, из которого необходимо исходить. Присматриваясь к обоснованным выше примерам, нельзя будет не согласиться с тем фактом, что никогда не следует рассматривать моральные требования, нормы и воззрения просто как результат пониженного или повышенного нравственного чувства, а надо вскрыть, как это было сделано нами, последние решающие мотивы того, к чему они, собственно, стремятся. А если поступать так, то получится главное положение исторического познания, гласящее: теория и практика нравственного поведения всегда соответствует определенным социальным потребностям. Вот то важное и решающее, что можно было бы назвать имманентным законом. Если уяснить себе это, то с помощью новой точки зрения нетрудно понять, что не только главные постулаты половой морали определяются материальными интересами данного общественного уклада, следовательно, являются общественной потребностью, но и многочисленные побочные и частные ее области. Другими словами, все эти проявления и излучения половых отношений должны быть обследованы в свете общественных потребностей.

Если мы поступим таким образом, то мы прежде всего натолкнемся на то важное обстоятельство, что общественные потребности не только меняются с течением времени, но и в рамках одной и той же эпохи отличаются чрезвычайным разнообразием.

С тех пор как народы вступили на путь цивилизации, они перестали быть однородными или оставались таковыми только во внешних рамках языка, внутренне распадаясь на классы. Развитие частной собственности, на которой выстраивается цивилизация, неизбежно привело везде к образованию классов и к распадению на классы. В первую голову это разделение проходит между имущими и неимущими. Разделение немедленно же приняло и политический характер. Выражаясь грубо, оно создало классы господствующие, угнетенные, но стремящиеся к власти, и отмирающие. Каждый из этих классов имеет свои собственные интересы, то есть наряду с главными жизненными интересами, свойственными всей эпохе, еще и частные интересы, которые не только отличаются от интересов других классов, но в основном диаметрально им противоположны и потому враждебны.

Из этого разнообразия интересов во все времена вытекало разнообразие половых отношений, моральных воззрений и постулатов. Это значит: половая мораль никогда не бывала однородной, а распадалась всегда на отдельные классовые морали, не только часто строго отличные друг от друга, но и взаимно враждебные.

Если факт классового деления общества не вызывает сомнения, то мысль, что классовые различия особенно ясно отражаются в половой морали, что экономические интересы здесь имеют категорическую силу, нуждается в еще более детальном обосновании. Для примера можно привести различный взгляд на брак мастера-ремесленника и купца XVI века. Если для первого жена – служанка-экономка, строгая, скромная хозяйка, смотрящая за порядком, царящая в кухне и в погребе, то для богатого купца она – дама, служанка, воплощающая чувственное удовольствие. Оба взгляда были обусловлены экономическими условиями существования обоих классов.

«Декамерон». 1837 г. Художник Франц Ксавер Винтерхальтер.

Хозяйство ремесленника должно находиться в порядке, жена его должна быть требовательной, внушать прислуге уважение к себе, заботиться об экономии, она должна первой встать и последней лечь, чтобы убедиться, все ли в порядке и на замке, чтобы не грозила опасность от огня или воров. На таком педантическом порядке, на такой экономии даже в мелочах покоилось все существование и благосостояние мелкоремесленного хозяйства, и если оба эти принципа – порядка и экономии – игнорируются или систематически нарушаются, то хозяйству ремесленника грозит разорение. Эти условия существования и отражаются в правах и обязанностях хозяйки, им все подчинено, все ее поведение, далекое от высокомерия и претенциозности, ее костюм – словом, все. Она обязана воспитать в таком же духе детей. Жена ремесленника считает для себя позором поступать иначе, она ходит по улице со скромно опущенными глазами, чтобы не вызвать неверное представление о себе, она погашает в себе тщеславие, манящее ее одеться в такие роскошные одеяния, которые ей не по карману. Так является она типом скромной и доброй хозяйки, «честной и непорочной», и таково поэтому и содержание обязательного для нее нравственного закона.

Этому закону она обязана подчиняться под страхом смерти. Если она часто будет посещать танцевальные помещения или зубоскалить с соседкой, то служанка обленится и перестанет быть расторопной. Если голова ее занята амурами, то подмастерье, вместо того чтобы работать так же усердно, когда мастера дома нет, воспользуется его отсутствием, чтобы найти дорогу в ее спальню. Она уже не ляжет последней спать, а будет думать лишь о том, чтобы как можно чаще быть к услугам любовника. Естественное тщеславное желание быть красивее всех побудит ее одеваться как можно роскошнее. Так как в обоих случаях ее поведение служит или опорой, или гибелью для всего существования семьи, то обязательный для нее нравственный закон, квалифицирующий ее или как скромную и добрую, или как плохую хозяйку, есть не что иное, как идеологическое выражение экономического ремесла. То же самое, само собой, применимо и к мужчинам этого класса.

Совершенно иначе обусловливал экономический базис, на котором выстраивался брак и домашнее хозяйство зажиточного купца, нравственный обиход этого класса. Благосостояние эмансипировало жену от хозяйственных обязанностей. Таков первый результат. В этом классе хозяйство уже не страдает в такой мере, если жена не сама за всем присматривает, если она предоставляет другим контроль, если воспитание детей находится в чужих руках. Как только расточительность перестает быть принципиальной опасностью для существования семьи, становясь постоянной возможностью, женщина превращается в предмет роскоши. Таков всегда и везде первый результат женской эмансипации. В этом отражается прежде всего растущее богатство, позволяющее мужу сделать из жены предмет роскоши. Для нее поэтому обязательны совершенно иные законы о правах и обязанностях хозяйки. Она становится первым средством, украшающим жизнь мужа, увеличивающим количество его наслаждений. Так как женщине предписывается, таким образом, совершенно иная жизненная цель, то ее новая роль навязывает ей совершенно иные формы обихода и, следовательно, совершенно иную мораль. То, чем жена ремесленника может быть для мужа только между прочим – источником радости, для жены купца становится ее первым долгом. Главное орудие роскоши она превращает в главное орудие наслаждения. Она обязана доставлять удовольствие, и притом все сызнова, каждый день. Чем дольше и лучше ей это удается, тем прочнее ее господство. Роскошь должна наглядно продемонстрировать степень богатства, и это положение имеет для более ранних эпох, когда еще только начинается накопление капиталов, гораздо большую силу, чем для современности. Как наиболее ценимый предмет роскоши женщина может выполнять эту задачу всего эффектнее. Так определяется ее главная роль в пределах ее класса – она обязана постоянно «представительствовать».