При таком образе жизни никто не станет делать вещь, которая не нужна каждый день в течение долгого времени. Бахтиары не владеют многими ремеслами, потому что им эти навыки никогда не потребуются. Если им нужны кастрюли и казаны, они получат их от оседлых ремесленников в обмен на мясо. Гвозди, стремена, детские игрушки и погремушки бахтиары также приобретают вне племени. Период их оседлой жизни слишком краток, чтобы успеть овладеть какими-либо умениями кроме тех, что необходимы кочевнику. На пастбищах нет места для инноваций, потому что за весь день у бахтиаров не бывает ни одной минуты, чтобы остановиться и придумать новое устройство, идею или мелодию. Единственное, что им остается, — древние привычки их далеких предков, поэтому каждый мальчик мечтает только о том, чтобы стать похожим на отца.

Скучная, монотонная жизнь без затей и придумок. Каждый вечер — конец пути, каждое утро — начало дороги. После восхода солнца в голове у кочевника только одна мысль: сможет ли стадо преодолеть следующий горный перевал? В один прекрасный день придется перейти через перевал Задеку, самый высокий. Узкий, словно бутылочное горлышко, он поднимается на три с половиной тысячи метров над уровнем моря. К нему стекаются все пути кочевников. Дорога, дорога, дорога — и ничего более. Племя должно двигаться, пастухи должны находить новые пастбища каждый день, так как на этой высоте они быстро истощаются.

Каждый год бахтиары дважды преодолевают шесть горных гряд, двигаясь сначала с запада на восток, а затем обратно. Люди идут по снегу и весеннему половодью. Это продолжается почти десять тысяч лет. Только в одном современные бахтиары отличаются от своих праотцов: их скромный скарб погружен на лошадей, ослов и мулов — люди успели их одомашнить за столь долгое время.

Древние кочевники носили вещи на себе. В остальном в их жизни ничего не изменилось. Она осталась такой же скучной и однообразной. Даже усопшие кочевники не обретают постоянного пристанища. (Где покоится прах Бахтиара или Иакова?) Курганы строятся лишь для того, чтобы отметить путь к какому-нибудь важному месту, например Женскому перевалу, через который легче пройти скоту.

Одно из самых серьезных испытаний для бахтиаров — весенняя миграция. Они переносят ее геройски и стоически. Они не ропщут, потому что у них нет выбора. Они обязаны достичь летних пастбищ, на которых смогут остановиться и немного перевести дух, в отличие от сынов Израилевых, у них нет земли обетованной. Глава семьи работал семь лет, подобно Иакову, и сумел согнать в стадо пятьдесят овец и коз. Если во время весенней миграции он потеряет десять животных — дела идут неплохо. Гибель двадцати означает, что этот сезон станет для его семьи очень тяжелым. И так из года в год. И по-прежнему путь будет продолжаться. И по-прежнему — ничего, кроме безграничного векового терпения и смирения.

Никто из кочевников не знает, сумеют ли старики, одолев все перевалы, пройти финальный тест — переправиться через реку Базуфт в период весеннего половодья. На три месяца ее русло за счет притока талых вод становится широким. Переходить эту преграду придется всем — мужчинам, женщинам, детям, отарам овец и коз. Почти сутки они будут переправлять скот. Но это день испытаний, когда юноши становятся мужчинами, ведь выживание стада и семьи зависит от их силы. Пересечь реку Базуфт — это как пересечь Иордан, это посвящение во взрослую жизнь. Один из ярчайших моментов за всю жизнь для молодого человека. Для стариков приходит иное время — время умирать.

Что делать старику, если он не сможет переправиться через реку? Ничего. Он останется на берегу покорно ждать смерти. Только преданная ему старая собака будет звать его. Человек свято следует обычаю кочевников: он пришел к окончанию своего путешествия, которое по сути своей — путь в никуда.

Поворотным моментом в восхождении человечества справедливо считается отказ от кочевого образа жизни. Что заставило людей пойти на такой шаг? Таким способом они, безусловно, проявили человеческие качества — волю и сознание. Однако этот акт во многом загадочен. В конце ледникового периода, когда природа начала приходить в себя после тысячелетий холода, равнины, предгорья и склоны гор на Ближнем Востоке покрылись зарослями дикой пшеницы. Больше всего ее выросло в древнем оазисе Иерихона.

В этой долине люди поселились еще до периода аграрных цивилизаций. Десять тысяч лет назад они с удовольствием собирали осенью урожай дикой пшеницы, но пока не придумали, как посадить ее весной. Мы достоверно знаем, что они изобрели инструменты для жатвы — серпы, сделанные из оленьего рога или кости с острым лезвием из кремния. Такое орудие труда отыскал в 1930 году английский археолог Джон Гарстанг.

Долго сбор дикой пшеницы продолжаться не мог, потому что постоянная жатва снижала урожайность. По этой причине такой образ жизни, получивший в исторической науке название натуфийской цивилизации, завершился довольно быстро. Он стал предвестником и кануном новой эпохи — эры аграрной революции.

Толчком к развитию земледелия в Старом Свете почти наверняка стали две последовательные случайные мутации двух видов полевых растений. До 8000 года до н. э. пшеница в том виде, в каком мы привыкли ее видеть, не встречалась. Она была обычной полевой травой, весьма распространенной на Ближнем Востоке. Из-за какого-то генетического сдвига она скрестилась с коленницей. Форма злака сохранилась, но колоски наполнились крупными семенами коленницы. Такое перекрещивание, должно быть, происходило многократно, поэтому гибрид приобрел устойчивые признаки новой культуры.

Представим, как произошла эта мутация с точки зрения генетики: четырнадцать хромосом дикой пшеницы, соединившись с таким же числом хромосом эгилопса, стали основой новой двадцативосьмихромосомной культуры, которую называют полбой, эммером или пшеницей-двузернянкой. Семена этого гибрида легко распространялись по региону, потому что прикреплялись к крупной легкой шелухе.

Однако урожайность и питательность этого гибрида была низкой. И вновь человечеству повезло: под влиянием неизвестных факторов произошло еще одно случайное перекрещивание полбы с коленницей. Полученный гибрид оказался сорокадвуххромосомным, а оттого более плодородным, с более ценными семенами. Именно они получили название пшеничных зерен, и именно из них люди вот уже несколько тысячелетий пекут хлеб. Это невероятно само по себе, но теперь мы знаем, что пшеница не плодоносила бы, если бы не генетическая мутация одной хромосомы.

Есть и другая странность. Сейчас у пшеницы прекрасный колос, но ее семена не разлетятся по ветру так как их непросто освободить. Если я разобью оболочку колоса, легкую солому унесет ветер, а все зерна упадут прямо туда, где выросли. Позвольте напомнить, что совсем не так обстоят дела с дикой пшеницей и полбой. Колосья дикой пшеницы и полбы не были плотными, поэтому семена легко разносились ветром. Пшеница утратила такую способность. Внезапно человек и растение сошлись вместе. Они были словно созданы друг для друга. Человек выжил благодаря пшенице, пшеница сохранилась потому, что человек научился ее выращивать: стал собирать колосья, разбивать их и сеять семена. Без его помощи пшеница не вырастает. Человек и растение обусловили существование друг друга. Такое зарождение цивилизации стало настоящим чудом, которое воссоздал основоположник генетики, биолог, ботаник, монах-августинец и аббат Грегор Иоганн Мендель.