Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пропустила насмешки мимо ушей и тихо и спокойно начала выполнять свои обязанности. Люди стали подчиняться, увидев, что я знаю свое дело, и даже зауважали меня. В качестве первого пробного задания я должна была подготовить пол для заливки. Растянувшись на земле вместе с остальными рабочими, чтобы как следует выровнять поверхность, я сумела закончить работу на несколько часов раньше назначенного срока, к большому удивлению других десятников. Мой начальник возликовал.
– Поглядите на эту бабу! – говорил он. – Нам скоро у нее придется поучиться. Она еще и штаны наденет!
На следующий день меня поставили во главе двадцати пяти человек. Поскольку мужики смотрели на меня как на диковинку, я решила поговорить с ними. Объяснив, что хочу только честно зарабатывать свой хлеб, я взывала к их чувству справедливости и просила работать со мной по совести. Я угостила их водкой с колбасой и полностью расположила к себе. Люди стали с любовью называть меня Манькой. и мы прекрасно сработались. Многим я казалась каким-то чудом, и сам подрядчик пригласил меня к себе домой на чай. Его супруга, женщина с очень доброй душой, рассказала мне, что муж ей очень меня хвалил.
Однако через несколько дней мне пришлось выдержать трудный экзамен. Я должна была доказать свою способность и умение готовить асфальт и заливать его. Мы все начали работу в четыре часа утра. Так как качество асфальта зависит от пропорции входящих в него компонентов, люди ждали моих распоряжений, в душе посмеиваясь надо мной. Но я давала указания не колеблясь, и, когда в шесть часов пришел наш начальник, он увидел, что котлы кипят, а рабочие усердно трудятся, заливая щебенку асфальтом.
Эту работу нужно делать без остановки при ужасной жаре и в удушающем дыму. Но я целый год пробыла там и трудилась без перерывов, праздников и какого-либо отдыха, точно маятник – постоянно в движении. Трудовой день начинала до рассвета, а возвращалась домой после заката солнца, и то только для того, чтобы поесть, лечь спать и набраться сил для следующего тяжелого рабочего дня.
В конце концов я свалилась. Работая однажды в подвале какого-то дома, я простудилась и от болезни так ослабла, что меня отвезли в Кузнецовскую больницу, где пролежала около двух месяцев. Когда я поправилась и еще неделю отдохнула дома, а потом вышла на работу, оказалось, что мое место занято мужчиной, которого специально пригласили из европейской части России. Кроме того, в самом Иркутске для моих хозяев осталось мало работы.
Тем временем сестра с мужем переехали обратно в Томск, и мое положение стало отчаянным. Я искала место домашней прислуги, но без рекомендации получить такую работу было невозможно. Те малые деньги, что у меня оставались, вскоре все вышли. Единственными моими друзьями в городе были Сементовские, соседи сестры по дому. Я жила у них, но они сами были бедны, и потому иногда по нескольку дней я ходила голодной, поддерживая себя только чаем.
Однажды я обратилась в контору по найму работников, и мне сообщили, что если я согласна уехать из города, то есть предложение: некая женщина ищет через контору служанку и предлагает двадцать пять рублей в месяц. Я тут же согласилась ехать с ней. Она пришла после обеда, молодая, красивая, элегантно одетая, все пальцы и шея в драгоценных камнях. Она так нежно обращалась со мной, внимательно оглядела меня и спросила, замужем ли я.
– Была замужем, – ответила я, – но два года назад убежала от мужа. Он оказался таким жутким пьяницей.
Мне тогда шел двадцать первый год.
Эта госпожа, ее звали Анна Петровна, дала мне десять рублей, которые я задолжала за квартиру. Я встретилась с ней на вокзале, ее сопровождали несколько приятелей, и мы вместе поехали в Сретенск в вагоне второго класса. Я никогда раньше в таких вагонах не ездила. В пути ничего особенного не произошло. Меня хорошо кормили и обращались вполне прилично. Анна Петровна рассказала мне о своих делах, и я поняла, что ее муж содержал магазин. По прибытии в Сретенск нас встретили какой-то господин и с ним две молодые женщины. Господина она мне представила как своего мужа, а обеих женщин как ее приемных дочерей. Мы поехали на извозчике домой, где меня поселили в маленькой опрятной комнатке.
Но мне сразу стало не по себе. Все выглядело подозрительно.
– Где же тут магазин? – поинтересовалась я.
– На базаре, – был ответ.
Анна Петровна взяла меня за руку и ласково попросила:
– Марусенька, не хочешь ли ты одеться красиво? У нас сегодня будут гости.
И она принесла мне несколько очень изысканных, легких платьев, вовсе не подобающих служанке. Я была удивлена и решительно воспротивилась этому.
– Анна Петровна, я никогда не носила таких нарядов. Я же простая работница, – возражала я, заливаясь краской стыда.
Мне было стыдно и страшно. Недоброе предчувствие охватило меня. А когда она дала мне очень сильно декольтированное платье, я не на шутку испугалась.
Но Анна Петровна настойчиво меня уговаривала, пока наконец не добилась, чтобы я надела его. Платье было настолько открытым и прозрачным, что щеки мои горели от стыда. Я отказывалась покинуть свою комнату, но Анна Петровна своими ласковыми уговорами все же заставила меня последовать за ней. Когда я остановилась на пороге гостиной, то увидела нескольких девиц. Они свободно сидели с мужчинами и пили пиво. В стороне стоял молодой человек, который, судя по всему, ожидал нашего появления. Он подошел к нам. По всей вероятности, Анна Петровна обещала, что я достанусь ему.
В глазах у меня потемнело: дом терпимости и греха! Эта мысль поразила и буквально взбесила меня. Покорность и робость как рукой сняло. В диком припадке я изорвала в клочья свое платье, истоптала его ногами, ругаясь, вопя и ломая все, что попадалось под руки. Схватив несколько бутылок с пивом, вдребезги разбила их об пол.
Эта вспышка гнева продолжалась не более минуты. Все в комнате были настолько поражены, что не сдвинулись с места, пока я не выскочила из дома, завернувшись только в свою шаль. Я бросилась в полицейский участок. Бежала так быстро, что люди на улице, верно, думали, что я сумасшедшая. Примчавшись туда, я пожаловалась дежурному офицеру.
По всему было видно, что мой рассказ его почти не тронул. Пока я, стоя на коленях, молила о защите и милосердии, офицер с насмешливым удивлением рассматривал меня. Потом он притянул меня к себе и предложил жить с ним! Я была потрясена и сбита с толку. Он, в чьи обязанности входило защитить меня, оказался, без сомнения, в сговоре с этими работорговцами.
– Вы все тут мерзавцы и убийцы! – закричала я в отчаянии. – Стыдно вам пользоваться моей беззащитностью!
Он разозлился и приказал запереть меня на ночь в кутузку. Сопровождавший меня полицейский тоже стал приставать, и я отвесила ему оплеуху, чтобы он отстал. В кутузке было холодно, темно и грязно. Моя шаль осталась наверху. Возмущенная таким поведением властей, я разбила все окна и непрерывно колотила в двери и стучала в стены, пока утром меня не выпустили на свободу.
Но мои невзгоды еще только начинались. Идти было некуда. Целых двое суток бродила я по городу, днем и ночью. Я умирала от голода, одежда моя совершенно обтрепалась. И тогда я пришла на берег реки, опустилась на колени и молилась полчаса. Молилась искренне, изливая всю свою душу. Мне показалось, что Господь услышал мою мольбу: я почувствовала облегчение.