земли в считанных сантиметрах. Протянула дрожащую руку, собираясь коснуться застывшего лица. И тут меня оторопь взяла.

Позабыв, где я и с кем имею дело, открыла рот, чтобы грозно заявить — на месте преступления ничего трогать руками нельзя, но положение спас вскочивший с колен дед.

В его направленном на меня напряженном взгляде читалось замешательство. Подозрение граничило с недоверием. Вело безмолвный бой. Длилось это доли секунды, но мне хватило, чтобы понять — кто-то явно опомнился от потрясения, и теперь задается вопросом, а не связанна ли я с трупом? И если да, стоит ли меня опасаться?

Пытаясь развеять его сомнения, я тяжело вздохнула и кивнула на дорожку, с которой мы сошли. Ведущую к выходу из парка.

— Петр Кузьмич, ну чего вы медлите? Вызывайте полицию.

— Вот этое верно, — тут же закивал он. — Пристав наш смекалистый, во всем разберется. Вы, барышня, туточки постойте, а я пока лихача вашего кликну. Пущай в Мещанский участок поспешит. Эх, бяда… бяда…

Последние слова он произнес уже развернувшись ко мне спиной. А когда отошел на приличное расстояние, я повернулась к призраку.

— Тело мы нашли. Миссия выполнена. Ты чего не исчезаешь?

Она не ответила сразу. Задумалась. Отвела взгляд в сторону. Затем грустно опустила его к земле и пожала плечами. Не знает.

— Значит, не выполнена, — пробормотала я, мысленно чертыхаясь. Надежда на то, что все закончится быстро и без проблем таяла на глазах.

— Тебя убили?

Еще одно пожатие плеч. Снова не знает. Или не помнит?

— Как тебя зовут? Где живешь? Хоть на что-то ты можешь ответить? — женское тело пошло рябью, то уплотняясь, то становясь еле видимым. Незнакомка явно волновалась. Глаза испугано метались от меня к мертвому телу и обратно. Наконец, отрицательно качнула головой.

— Час от часу не легче. Ладно, приедет полиция, будем выяснять, — а еще легенду не мешало бы придумать. Да такую, чтобы ни один «смекалистый пристав» не подкопался…

«Тили-тили-бом

Закрой глаза скорее,

Кто-то ходит за окном,

И стучится в двери».

Пытаясь согреться, я потирала ладони и прыгала с одной ноги на другую, напевая первую пришедшую в голову песенку, оказавшуюся колыбельной из старого фильма ужасов.

Прозрачная женщина, меланхолично покачивая головой, зависла над мохнатой веткой ели. Наверное, если бы привидения умели тяжело вздыхать, она именно этим и занималась. А так: либо смотрела вдаль, откуда должен был появиться сторож с подмогой, либо переводила взгляд на свое умиротворенно покоящееся под бревном тело.

Трогать его до появления полиции я не решилась. Не хватало еще, чтобы местный пристав, или как там его, на меня всех собак спустил. Отпечатки свои оставлять…

Кстати, а применяют ли уже дактилоскопию? Надеюсь, что да.

Глеб Севастьянович, на теории криминалистики, часто злоупотреблял историческими отсылками. Но ни одной даты, что он называл, я сейчас хоть убей, не вспомню.

Вздохнула. Поежилась.

Наконец вдалеке послышался свист. Хлопья снега взлетели в воздух. К нам приближался запряженный тройкой крытый экипаж.

Кажется пора превращаться в большеглазую взволнованную невинность.

Что я и сделала, изобразив на лице испуг и молитвенно сложив руки на груди.

Лихо притормозив в нескольких метрах от развилки, извозчик так и остался сидеть на козлах. Первым на снег спрыгнул парень в сером тулупе и такой же серой шапке, из-под которой выглядывали рыжие вихры. В его ладони был зажат освещавший дорогу фонарь.

Следом за ним показался мужчина в коричневом пальто. Долговязый. Лет сорока. Лицо худое. Шея замотана шарфом. Усики хитро закручены на концах. Одной рукой он придерживал пенсне, которое так и норовило упасть в снег, а второй прижимал к себе кожаный саквояж.

Окинув меня мимолётным взглядом и посчитав едва ли заслуживающей внимание, он всецело уставился на труп.

Я уже было решила, что это и есть хваленый пристав, но не тут-то было. Из экипажа показалась еще одна, довольно внушительная фигура. И на весь парк раздался громоподобный рык:

— Яшка, пес шелудивый, только попробуй мне все тут утоптать. Шкуру спущу!

Душа ухнула в пятки.

Вздрогнули не только я, но и непосредственно сам виновник — рыжий паренек. А тот, что с пенсне — закатил глаза, покачал головой, положил саквояж на снег и принялся сражаться с бревном.

— Яшка, — с сильным иностранным акцентом прокряхтел он. — Подсоби.

Парень, повесив фонарь на выступающий из стенки экипажа крюк, кинулся к нему. А мой взгляд не отрывался от мужчины, что, выбравшись из экипажа, поправил стоячий воротник распахнутого темно-зеленого пальто с серебряными погонами, из-под которого выглядывал черный китель с белым шнурком, что вел к поясной кобуре.

Затем поправил шапку из черной мерлушки, с бляхой в виде орла посередине. И наконец уставился на меня жестким, колючим взглядом блестевших в свете покачивающегося фонаря зеленых глаз.

Высокий. Широкоплечий. Кажется брюнет, если судить по недельной щетине на волевом лице. Военную выправку не скрыла бы и гражданская одежда.

Красивым я бы его точно не назвала. А вот мужественным… пожалуй. Но только подумала об этом, как тут же смутилась.

— Туточки она… — прервал затянувшуюся паузу запыхавшийся голос подоспевшего сторожа. Петр Кузьмич, согнувшись в спине, переводил дыхание. Одна его рука упиралась в колено, а указательный палец второй был направлен в сторону замёрзшего тела. — Не почудилось, стало быть.

— Почему посторонние? — обратился к старику брюнет, своим зычным, командирским голосом. — Ежели вытаскиваете меня из постели, Петр Кузьмич, то дóлжно организовать охрану места происшествия и следить, дабы барышни мимопроходящие рты не разевали…

Это он что, обо мне? Похоже, образ взволнованной невинности чересчур уж удался.

— Дык, Гордей Назарыч, — выпучил на него глаза старик. — Она ж…

Но договорить не успел. Вышеназванный пристав — а я была уверена, что это он и есть — шагнул ко мне, разметая юфтевыми сапогами снег. Встал так, чтобы скрыть от меня мертвое тело, и склонил голову в поклоне.

— Пристав Мещанского участка Ермаков Гордей Назарович. С кем имею честь?

— Софья Алексеевна, — медленно произнесла я, гадая то ли мне ему замерзшую ручку для поцелуя подать, то ли реверанс грациозный изобразить. В конечном итоге отказалась и от первого, и от второго. Благо было на что списать.

Фамилию тоже решила придержать. На всякий. Не сомневаясь, что этот «всякий случай» клюнет меня в зад в самый неподходящий момент.

Пристав прищурился, но допытываться не стал. Только медленно покачал головой.

— Шли бы вы барышня домой. Время то уж позднее. Не след вам на такое глядеть.

Посчитав свою воспитательную миссию выполненной, мужчина направился к трупу, который тот долговязый, в пенсне, уже исследовал на наличие порезов и ссадин. И