– Жив.

Полынь приподнялся на локтях, и мы осмотрелись. Наш столик валялся рядом, раскуроченный. Надсадно выла магическая сирена, по центру площади высилась темная груда – искореженные обломки Толстяка Бенджи.

– Бедный звонарь… – охнула я, и Полынь, оглянувшись – никто не смотрит? – исчез, прыгнув прочь.

Я же вскочила на ноги. Жар от колокола, языки пламени, дым и поднявшаяся пыль мешали сразу понять, что и как происходит на площади. Я помогла семье туристов – они были ошарашены, но не ранены. Проверила хозяйку кафе, застывшую у витрины.

В целом все было не так уж плохо, обошлось без жертв. Вдали уже слышались сигнальные рожки Чрезвычайного департамента, целителей и стражей. Из Ратуши выходили сотрудники: никакой давки, цивилизованное следование протоколу. Полынь стоял перед их шеренгой, как конвоир, сложив руки на груди, нетерпеливо стуча ногой о землю и пристально вглядываясь в каждого выходившего.

Я направилась к нему, как вдруг на полпути заметила кое-что странное. На клочке земли, видимом между кусками разбившегося колокола, что-то мелькало и бликовало…

Монетка.

Обычная монета, поставленная на ребро, крутилась так шустро, что явно была запущена заклинанием. Она со свистом рассекала воздух и выглядела совершенно сюрреалистично в окружающем апокалипсисе. А возле монетки лежал пергаментный свиток, аккуратно обвязанный лентой.

Я изумленно вскрикнула.

Полынь обернулся. Когда он увидел эту странную, диковинную пару в развалинах – монета и свиток, – его глаза вспыхнули радостью лисы, добравшейся до курятника. Вот-вот полетят перья загадок.

В этот момент на площадь с двух сторон ворвались два отряда: гномы-чрезвычайники и лекари. Они слаженной группой бросились к Ратуше, крича, чтобы все остальные держались подальше и «не смели мешать нам, джбуньки безбородые!!!» (реплика гномов, а не целителей, конечно).

Полынь тотчас рванул к рухнувшему колоколу. Я за ним.

Ловчий мыском сапога наступил на крутящуюся монету, пока я поднимала и раскрывала свиток. Он весь был заполнен какими-то убористыми странными буквами, написанными по спирали, жемчужно переливающимися на свету.

– Кажется, кто-то оставил нам шифр?..

– Обожаю, – рассеянно пробормотал Полынь, забирая у меня свиток в обмен на подобранную им монету.

Но…

– Кто позволил вам трогать улики?

Голос, произнесший реплику, раздался у меня за спиной. Он был презрительным и странно-шелестящим, неуловимо искаженный специальным устройством.

Ходящий.

Я обернулась. Еще мгновение назад здесь никого не было, а теперь в полный рост стояла фигура в золотом балахоне и гладкой маске, скрывающей лицо. На месте глаз у нее были лишь темные колдовские провалы.

– Немедленно отдайте это мне, – прошипел Ходящий, глядя на монету в моих руках и письмо в Полыньих.

Магический посох агента-теневика тускло засветился. Воздух стал холоднее на пару градусов, по земле побежали колдовские тени острых терновых веток. Я почувствовала, как волоски невольно приподнимаются у меня на загривке. Даже несмотря на то, что я стреляный воробей, Ходящие нагоняют на меня ни с чем не сравнимую жуть. Мозгом-то я понимаю, что за маской стоит всего лишь человек, а не колосс из тьмы и пепла, но сама атмосфера возле Ходящих давит.

Впрочем, бывшим контрразведчикам все нипочем.

– Через минуту отдам, подождите, тут очередь, – отмахнулся Полынь, вновь жадно вчитываясь в письмо.

Ходящему это, мягко говоря, не понравилось.

– Я хочу получить этот свиток сию секунду, – он нетерпеливо раскрыл ладонь. – Или ты уже соскучился по тюремной камере, а, Внемлющий?

– Это был не худший отпуск, но пока что я не хочу повторять его. Спасибо за предложение.

Однако проблема заключалась в том, что требование Ходящего было абсолютно справедливым.

В случае терактов именно Теневой департамент первым забирает дело – и уже потом решает, кого из госслужащих подключить к работе и надо ли подключать. Так что интерес Полыни к свитку был понятен, но не правомочен.

И вот Ходящий зарычал и вырвал у Внемлющего улики.

– Ты поздно спохватился, Ловчий, – почти выплюнул он, приблизив свою золотую маску к лицу Полыни. – Это мы занимаемся настоящим делом. Это мы стоим на страже столицы. А ты играй в свои маленькие детективные дела с такими же маленькими и глупыми сыщиками, раз выбрал такую судьбу. Я давно слежу за тобой, и знаешь что, Полынь? Я тебя жалею. Ты презренный предатель – и ничего больше.

Напарник изогнул проколотую бровь:

– Предатель, серьезно? Да будет тебе известно, что выйти из игры, когда она становится грязной, – это не предательство. Побег – может быть. Здравый смысл, протест, что угодно… А вот вы все, помнится, как раз и предали: свое ведомство и своего Архимастера. Сколько времени вам понадобилось, чтобы переметнуться на сторону короля во время бунта? Полчаса? Десять минут? Разумный выбор, безусловно. Но именно такие вещи называют предательством – загляни в словарь. А что касается «жалкого сыщика»… – Полынь задумчиво пожевал губами. – Ну, зато у меня есть свобода! Приятная, в сущности, штука.

– Правда? Свобода? Ты уверен? – с непонятной интонацией протянул Ходящий, а потом отошел и отвернулся, чтобы изучить улики в одиночестве. Жадина какой, с ума сойти.

Полынь закатил глаза:

– В этом весь Теневой департамент.

Я солидарно хмыкнула, и мы тотчас дружно отпрыгнули назад… Это Ходящий ударил своим посохом – и тени терновника, плясавшие вокруг него, поднялись от земли и превратились в настоящие ветви, которые, разрастаясь и сплетаясь между собой, стали накрывать колокол, как огромный купол, отгораживая его от зевак и служащих других ведомств.

Мы остались стоять аккурат перед колючей стеной.

Вокруг уже собралась толпа народа. Возле нас затормозила карета Лесного ведомства, покрытая мхом от колес и до крыши. Четверо травников с зелеными кончиками пальцев, как у всех Шептунов, выпрыгнули из нее и поскакали к платанам на площади. Деревья пережили настоящий шок: падавшие камни и осколки мелких колоколов сломали ветви, часть их застряла в густых кронах. Шептуны поглаживали шершавые стволы, исцеляя платаны. Один из магов наколдовал мерцающий поток энергии, который укутал деревья так же, как укутывают пледом пострадавших людей. А роль психологов сыграла парочка крустов. То есть лешаков.

За добрых крустов, как и за красивые кареты, стоило благодарить главу департамента Шептунов и по совместительству всего Лесного ведомства – госпожу Марцелу из Дома Парящих.

Марцела – это женщина, достойная отдельного абзаца.

Она, одна из десяти королевских Советников, уже шестьдесят лет находится у власти, и никто даже не пытается ее сместить. Наоборот, холят и лелеют. Потому что ценность Марцелы очень велика: у госпожи Парящей дар договариваться с капризным Смаховым лесом и его не менее специфичными обитателями.