Казалось, будто ее одолевает какая-то болезнь. В тот момент, когда уличные огни зажглись на ее стороне и ярко осветили комнату, она вернулась в реальность. Но прошлое настолько овладело ею, что женщине непременно хотелось прожить ту ночь до конца. Она сделала большой глоток из бокала, в который налила водку, и прошла в спальню. Сделав еще два глотка, она отставила бокал и прилегла на кровать. Ее светлые волосы в тон бежевого шелка небрежно струились по подушке. Она закрыла глаза, но тут же открыла их вновь. Воспоминания оставались очень яркими.

Холод одиночества отступал, сталкиваясь с огнем, разгоравшимся внутри нее при мыслях о той ночи. Чувствуя мужчину, который был настолько важен ей в прошлом, Шуре хотелось, чтобы он касался ее прямо сейчас, прямо здесь.

– О Сеит, любимый… – прошептала она.

Из глаз градом полились слезы, и теперь она тосковала не только о горестях любви, но и о своей непричастности к ней. Повторив имя Сеита несколько раз, она ласково провела тонкими длинными пальцами по воображаемой голове на подушке. Как будто он хранил, питал и воспитывал все воспоминания о своей любви, о ее недостижимости, о тоске, заточенной в воспоминаниях. Шура потянула на себя край покрывала, лежавшего на кровати. Она повернулась на бок и подтянула колени к животу. Было холодно. Когда-то она полагала, что сможет смириться со своим неразделимым одиночеством, но этого не произошло. Да и с кем бы разделила она его? Разве что только с Сеитом. Им удалось соединить свои два одиночества… на какое-то время. Но теперь она не могла найти ничего, что успокоило бы ее душу. Переехав в Париж, она навсегда оставила своих близких и свою страну. Новая любовь, которую она нашла, оказалась недостаточно сильной. Потому что никакая любовь не затмила бы ту, что ей уже довелось пережить. Она все сильнее и сильнее осознавала глубину их с Сеитом связи. Они умели делиться своими ранами, страданиями, своей болью, даже не говоря о них, потому что их объединяло одно и то же прошлое. Теперь же они стали прошлым друг друга, и Сеит остался там, далеко, в другой жизни.

То, что произошло весной 1924 в доме в Пере… Другие воспоминания посетили ее. Воспоминания о том, как она, проведя ночь с Аленом, увидела на пороге своего дома Сеита… Будь проклят тот день! Один из тех, что изменил ее жизнь навсегда. Она помнила их ссору, его разгневанный взгляд и страстные минуты любви, последовавшие после.

– Да, любовь моя, я хотела бы быть, как те купидоны: застыть, обнимая и целуя тебя. Ах! Я так по тебе скучаю, любимый…

Тоска, которую она испытала, сокрушила ее душу и утомила тело. Но Шура собиралась жить, гордо подняв голову, не раскрывая никому ни печали, ни боли, ни оставленных в прошлом шрамов. Она должна быть сильной. Она подтянула одеяло к лицу и промокнула глаза…

Глава третья. Одинокая любовь

Скоро возвращается Ален. Они собирались вместе провести Новый год и Рождество в Париже. Ее новый мужчина пытался вернуть Шуре всю прелесть былой жизни, которую она оставила позади, и хотел помочь ей забыть обо всех своих страданиях, даже несмотря на то, что почти ничего не знал о них. Он пытался понять прошлое Шуры, ее чувства, надежды и мечты, но все, что было у него, – лишь отблески, отражавшиеся в ее глазах. Он выделил ей квартиру своего отца, а как только вернулся в Париж, то стал проводить с ней все свободное время, одаривая женщину подарками и любуясь ею.

Для Шуры эта любовь была иной, более терпкой и стойкой. Спокойной, уравновешенной, без взлетов и падений, без волнений и приключений, без печали и страсти, о которых хотелось бы вспоминать после. Она знала, что случится с ней и Аленом, как только он войдет, – знала так, будто это было высечено в камне. В их отношениях, длящихся вот уже несколько месяцев, не было никаких сюрпризов. Это позволило ей после всего произошедшего в прошлом в какой-то степени испытать чувство пребывания в тихой гавани. Однако, несмотря на всю любовь и заботу, что они разделяли с Аленом, она не могла найти в их отношениях удовлетворения. Она скучала по Сеиту. По его пылкому характеру, способному и к печали, и к безумию, по его ярким чувствам, по его улыбке и по тому, как он, целуя и обнажая ее, говорил: «Мы принадлежим друг другу!» Она скучала по его страстным объятиям, по его губам, по теплу их слившихся в наслаждении тел и по его темно-синим блестящим глазам. Скучала по их общему прошлому на Родине, куда оба больше не смогут вернуться, скучала по семье и потерянному времени, словно проведенному чужой душой в чужом теле, скучала по его желанию жить, по его любви, страсти, состраданию и ласкам. Именно благодаря Сеиту она познала свою женственность, и он многому научил ее. Теперь, когда жизнь ее вошла в размеренное русло, ее телу и сердцу претила эта другая, более спокойная любовь.

Однако в новой стране, вдали от семьи и близких, в реалиях совершенно иного жизненного пути близость и защита Алена были важны для нее даже несмотря на то, что мужчина часто находился в разъездах. Это и было нужно ей больше всего. Оставаясь одна, она могла вдоволь переживать свои эмоции, могла горевать и плакать. Но когда рядом находился Ален, она понимала, что ее обязанность теперь – делать его счастливым и быть счастливой самой.

Несмотря на это, мужчина еще не выполнил данное в Стамбуле обещание и не развелся с женой. Да, они с ней уже давно не жили вместе, но жена Алена, знавшая о его отношениях с Шурой, отказалась от развода даже несмотря на то, что вот уже пять лет жила с другим мужчиной. Ален пытался разрешить ситуацию и постоянно консультировался с дорогими адвокатами. Он ведь дал обещание. В новом году, пообещал он, все будут свободны и он сможет жениться снова.